Литературно-исторические заметки юного техника. Биографии великих людей Ранняя литературная деятельность

Николай Михайлович Карамзин – известный российский литератор и историк, прославившийся реформами русского языка. Он создал многотомную «Историю государства российского» и написал повесть «Бедная Лиза». Николай Карамзин родился недалеко от Симбирска 12 декабря 1766 года. Отец в это время находился в отставке. Мужчина принадлежал к дворянскому роду, который, в свою очередь, происходил из древней татарской династии Кара-мурзы.

Учиться Николай Михайлович начал в частном пансионе, но в 1778 году родители направили мальчика в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. У Карамзина было желание учиться и развиваться, поэтому в течение почти 2 лет Николай Михайлович посещал лекции И.Г. Шварца в учебном заведении Москвы. Отец хотел, чтобы Карамзин - младший пошел по его стопам. Писатель согласился с родительской волей и поступил на службу в Преображенский гвардейский полк.


Недолго Николай был военным, вскоре подал в отставку, но кое-что положительное из этого периода жизни вынес – появились первые литературные работы. После отставки выбирает новое место проживания – Симбирск. Карамзин в это время становится членом масонской ложи «Золотой венец». Надолго в Симбирске Николай Михайлович не задержался – вернулся в Москву. В течение четырех лет состоял в «Дружеском ученом обществе».

Литература

На заре литературной карьеры Николай Карамзин отправился в Европу. Писатель встретился с , посмотрел на Великую французскую революцию. Итогом путешествия стали «Письма русского путешественника». Эта книга принесла известность Карамзину. Подобных произведений до Николая Михайловича еще не писали, поэтому философы считают творца родоначальником современной русской литературы.


Вернувшись в Москву, Карамзин начинает активную творческую жизнь. Он не только пишет истории и рассказы, но и руководит «Московским журналом». Издание публиковало произведения молодых и известных авторов, в том числе и самого Николая Михайловича. В этот период времени из-под пера Карамзина выходят «Мои безделки», «Аглая», «Пантеон иностранной словесности» и «Аониды».

Проза и стихи чередовались с рецензиями, разборами театральных постановок и критическими статьями, которые можно было прочитать в «Московском журнале». Первая рецензия, созданная Карамзиным, появилась в издании в 1792 году. Писатель делился впечатлениями от ироикомической поэмы «Виргилиева Енеида, вывороченная наизнанку», написанной Николаем Осиповым. В этот период творец пишет повесть «Наталья, боярская дочь».


Карамзин добился успехов в поэтическом искусстве. Поэт использовал европейский сентиментализм, который не вписывался в традиционную поэзию того времени. Никаких од или , с Николая Михайловича начался новый этап развития поэтического мира в России.

Карамзин восхвалял духовный мир человека, оставляя без внимания физическую оболочку. «Язык сердца» использовал творец. Логичные и простые формы, скудные рифмы и практически полное отсутствие троп – вот что представляла собой поэзия Николая Михайловича.


В 1803 году Николай Михайлович Карамзин стал официально историком. Соответствующий указ подписал император . Писатель стал первым и последним историографом страны. Вторую половину жизни Николай Михайлович посвятил изучению истории. Государственные посты Карамзина не интересовали.

Первым историческим произведением Николая Михайловича стала «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». Карамзин представил консервативные слои общества, выразил их мнение относительно либеральных реформ императора. Писатель творчеством пытался доказать, что Россия не нуждается в преобразованиях. Эта работа представляет набросок к масштабному труду.


Только в 1818 году Карамзин издал свое главное творение – «Историю государства российского». Она состояла из 8 томов. Позже Николай Михайлович выпустил еще 3 книги. Эта работа помогла сближению Карамзина с императорским двором, в том числе с царем.

Отныне историк проживает в Царском селе, где государь выделил ему отдельное жилье. Постепенно Николай Михайлович переходил на сторону абсолютной монархии. Последний, 12-й том «Истории государства российского» так и не был завершен. В таком виде книгу опубликовали после смерти писателя. Карамзин не был основоположником описаний истории России. По мнению исследователей, Николай Михайлович первым смог достоверно описать жизнь страны.

«Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - », - заявил .

Популярность книг по истории обусловлена тем, что Карамзин выступил больше писателем, чем историком. Он соблюдал красоту языка, но не предлагал читателям личных оценок случившихся событий. В специальных рукописях к томам Николай Михайлович делал пояснения и оставлял комментарии.

Карамзин известен в России как писатель, поэт, историк и критик, но о переводческой деятельности Николая Михайловича осталось мало информации. В этом направлении он трудился недолго.


В числе трудов - перевод оригинала трагедии « », написанной . Эта книга, переведенная на русский язык, не прошла цензуру, поэтому была отправлена на сожжение. К каждой работе Карамзин прикреплял предисловия, в которых давал оценку произведению. На протяжении двух лет Николай Михайлович работал над переводом индийской драмы «Сакунтала» авторства Калидаса.

Русский литературный язык менялся под влиянием творчества Карамзина. Писатель специально игнорировал церковнославянскую лексику и грамматику, придавая произведениям налет жизненности. За основу Николай Михайлович брал синтаксис и грамматику французского языка.


Благодаря Карамзину русская словесность пополнилась новыми словами, в том числе появились «достопримечательность», «благотворительность», «промышленность», «влюбленность». Варваризмам тоже нашлось место. Впервые Николай Михайлович ввел в язык букву «ё».

Карамзин как реформатор вызывал много споров в литературной среде. А.С. Шишков с Державиным создали сообщество «Беседа любителей русского слова», участники которого пытались сохранить «старый» язык. Любили члены сообщества критиковать Николая Михайловича, и других новаторов. Соперничество Карамзина с Шишковым завершилось сближением двух литераторов. Именно Шишков способствовал избранию Николая Михайловича членом Российской и Императорской Академии наук.

Личная жизнь

В 1801 году Николай Михайлович Карамзин впервые сочетался законным браком. Супругой писателя стала Елизавета Ивановна Протасова. Молодая женщина была давней возлюбленной историка. По признанию Карамзина, Елизавету он любил в течение 13 лет. Жена Николая Михайловича слыла образованной гражданкой.


Она при необходимости помогала супругу. Единственное, что беспокоило Елизавету Ивановну – здоровье. В марте 1802 года родилась Софья Николаевна Карамзина, дочь литератора. Протасова страдала послеродовой горячкой, которая оказалась смертельной. По мнению исследователей, произведение «Бедная Лиза» было посвящено первой жене Николая Михайловича. Дочь Софья служила фрейлиной, дружила с Пушкиным и .

Будучи вдовцом, Карамзин познакомился с Екатериной Андреевной Колывановой. Девушка считалась внебрачной дочерью князя Вяземского. В этом браке родилось 9 детей. В юном возрасте умерло трое потомков, в том числе две дочери Натальи и сын Андрей. В 16-летнем возрасте скончался наследник Николай. В 1806 году в семье Карамзиных случилось пополнение – родилась Екатерина. В 22 года девушка вышла замуж за подполковника в отставке князя Петра Мещерского. Сын супругов Владимир стал публицистом.


В 1814 году родился Андрей. Молодой человек учился в Дерптском университете, но после уехал за границу из-за проблем со здоровьем. Андрей Николаевич подал в отставку. Женился на Авроре Карловне Демидовой, но в браке дети не появились. Однако внебрачные наследники у сына Карамзина имелись.

Через 5 лет в семье Карамзиных вновь случилось пополнение. Сын Владимир стал гордостью отца. Остроумный, находчивый карьерист – так описывали наследника Николая Михайловича. Он был остроумным, находчивым, достиг серьезных высот в карьере. Владимир работал в консультации при министре юстиции, сенатором. Владел имением Ивня. Женой стала Александра Ильинична Дука – дочь известного генерала.


Фрейлиной стала дочь Елизавета. Даже пенсию женщина получала за родство с Карамзиным. После того, как мать скончалась, Елизавета переехала к старшей сестре Софии, которая в то время обитала в доме княгини Екатерины Мещерской.

Судьба у фрейлины была непростой, но девушку знали как добродушную и отзывчивую, умную личность. Даже считал Елизавету «примером самоотвержения». В те годы фото были редкостью, поэтому портреты членов семьи рисовали специальные художники.

Смерть

Весть о смерти Николая Михайловича Карамзина облетела Россию 22 мая 1826 года. Трагедия произошла в Санкт-Петербурге. В официальной биографии писателя сказано, что причиной гибели стала простуда.


Историк заболел после посещения Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Похороны Николая Карамзина проходили на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Библиография

  • 1791-1792 – «Письма русского путешественника»
  • 1792 – «Бедная Лиза»
  • 1792 – «Наталья, боярская дочь»
  • 1792 – «Прекрасная царевна и счастливый карла»
  • 1793 – «Сиерра-Морена»
  • 1793 – «Остров Борнгольм»
  • 1796 – «Юлия»
  • 1802 – «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода»
  • 1802 – «Моя исповедь»
  • 1803 – «Чувствительный и холодный»
  • 1803 – «Рыцарь нашего времени»
  • 1816-1829 – «История государства российского»
  • 1826 – «О дружбе»

псевдоним - А. Б. В.

историк, крупнейший русский литератор эпохи сентиментализма, прозванный «русским Стерном»

Николай Карамзин

Краткая биография

Знаменитый русский литератор, историк, крупнейший представитель эпохи сентиментализма, реформатор русского языка, издатель. С его подачи словарный состав обогатился большим количеством новых слов-калек.

Известный литератор появился на свет 12 декабря (1 декабря по ст. ст.) 1766 г. в усадьбе, находящейся в Симбирском уезде. Отец-дворянин позаботился о домашнем образовании сына, после чего Николай продолжил учиться сначала в симбирском дворянском пансионе, затем с 1778 г. - в пансионе профессора Шадена (г. Москва). На протяжении 1781-1782 гг. Карамзин посещал университетские лекции.

Отец хотел, чтобы после пансиона Николай поступил на военную службу, - сын исполнил его желание, в 1781 г. оказавшись в петербургском гвардейском полку. Именно в эти годы Карамзин впервые попробовал себя на литературном поприще, в 1783 г. сделав перевод с немецкого. В 1784 г. после смерти отца выйдя в отставку в чине поручика, окончательно расстался с военной службой. Живя в Симбирске, вступил в масонскую ложу.

С 1785 г. биография Карамзина связана с Москвой. В этом городе он знакомится с Н.И. Новиковым и другими писателями, вступает в «Дружеское ученое общество», поселяется в принадлежащем ему доме, в дальнейшем сотрудничает с членами кружка в различных изданиях, в частности, принимает участие в выходе журнала «Детское чтение для сердца и разума», ставшего первым русским журналом для детей.

На протяжении года (1789-1790) Карамзин путешествовал по странам западной Европы, где встречался не только с видными деятелями масонского движения, но и великими мыслителями, в частности, с Кантом , И. Г. Гердером , Ж. Ф. Мармонтелем. Впечатления от поездок легли в основу будущих знаменитых «Писем русского путешественника». Эта повесть (1791-1792) появилась в «Московском журнале», который Н.М. Карамзин стал издавать по приезду на родину, и принесла автору огромную известность. Ряд филологов полагает, что современная русская литература ведет отсчет именно с «Писем».

Повесть «Бедная Лиза» (1792) упрочила литературный авторитет Карамзина. Выпущенные впоследствии сборники и альманахи «Аглая», «Аониды», «Мои безделки», «Пантеон иностранной словесности» открыли в русской литературе эпоху сентиментализма, и именно Н.М. Карамзин находился во главе течения; под влиянием его произведений писали В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков, а также А. С. Пушкин в начале творческого пути.

Новый период в биографии Карамзина как человека и писателя связан с вступлением на престол Александра I. В октябре 1803 г. император назначает писателя официальным историографом, и перед Карамзиным ставится задача запечатлеть историю Российского государства. О его неподдельном интересе к истории, о приоритете этой тематики над всеми остальными свидетельствовал характер публикаций «Вестника Европы» (этот первый в стране общественно-политический и литературно-художественный журнал Карамзин издавал в 1802-1803 гг.).

В 1804 г. литературно-художественная работа была полностью свернута, и писатель начинает трудиться над «Историей государства Российского» (1816-1824), ставшей главным трудом в его жизни и целым явлением в русской истории и литературе. Первые восемь томов увидели свет в феврале 1818 г. За месяц было продано три тысячи экземпляров - такие активные продажи не имели прецедента. Очередные три тома, опубликованные в следующие годы, были быстро переведены на несколько европейских языков, а 12-ый, заключительный, том увидел свет уже после смерти автора.

Николай Михайлович был приверженцем консервативных взглядов, абсолютной монархии. Смерть Александра I и восстание декабристов, свидетелем которого он был, стали для него тяжелым ударом, лишившим писателя-историка последних жизненных сил. Третьего июня (22 мая по ст. ст.) 1826 г. Карамзин умер, находясь в Санкт-Петербурге; похоронили его в Александро-Невской лавре, на Тихвинском кладбище.

Биография из Википедии

Никола́й Миха́йлович Карамзи́н (1 декабря 1766, Знаменское, Симбирская губерния, Российская империя - 22 мая 1826, Санкт-Петербург, Российская империя) - историк, крупнейший русский литератор эпохи сентиментализма, прозванный «русским Стерном». Создатель «Истории государства Российского» (тома 1-12, 1803-1826) - одного из первых обобщающих трудов по истории России. Редактор «Московского журнала» (1791-1792) и «Вестника Европы» (1802-1803).

Карамзин вошёл в историю как реформатор русского языка. Его слог лёгок на галльский манер, но вместо прямого заимствования Карамзин обогатил язык словами-кальками, такими, как «впечатление» и «влияние», «влюблённость», «трогательный» и «занимательный». Именно он ввёл в обиход слова «промышленность», «сосредоточить», «моральный», «эстетический», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущность».

Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года около Симбирска. Вырос в усадьбе отца - отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднепоместного симбирского дворянина из рода Карамзиных, происходящего от татарского Кара-мурзы. Первоначальное образование получил в частном пансионе в Симбирске. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И. М. Шадена. Одновременно посещал в 1781-1782 годах лекции И. Г. Шварца в Университете.

В 1783 году, по настоянию отца, поступил на службу в Преображенский гвардейский полк, но вскоре вышел в отставку. Ко времени военной службы относятся первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, а потом - в Москве. Во время пребывания в Симбирске вступил в масонскую ложу «Золотого венца», а после приезда в Москву в течение четырёх лет (1785-1789) был членом «Дружеского учёного общества».

В Москве Карамзин познакомился с писателями и литераторами: Н. И. Новиковым, А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, участвовал в издании первого русского журнала для детей - «Детское чтение для сердца и разума».

В 1789-1790 годы предпринял поездку в Европу, в ходе которой посетил Иммануила Канта в Кёнигсберге, был в Париже во время великой французской революции. В результате этой поездки были написаны знаменитые «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала Карамзина известным литератором.Некоторые филологи считают, что именно с этой книги ведёт свой отсчёт современная русская литература. Как бы то ни было, в литературе русских «путешествий» Карамзин действительно стал пионером - быстро нашедшим как подражателей (В. В. Измайлов, П. И. Сумароков, П. И. Шаликов), так и достойных преемников (А. А. Бестужев, Н. А. Бестужев, Ф. Н. Глинка, А. С. Грибоедов). Именно с тех пор Карамзин и считается одним из главных литературных деятелей России.

Н. М. Карамзин на памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

По возвращении из поездки в Европу Карамзин поселился в Москве и начал деятельность в качестве профессионального писателя и журналиста, приступив к изданию «Московского журнала» 1791-1792 (первый русский литературный журнал, в котором среди других произведений Карамзина появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза»), затем выпустил ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки», которые сделали сентиментализм основным литературным течением в России, а Карамзина - его признанным лидером.

Помимо прозы и стихов «Московский журнал» систематически публиковал рецензии, критические статьи и театральные разборы. В мае 1792 года в журнале была напечатана рецензия Карамзина на ироикомическую поэму Николая Петровича Осипова «Виргилиева Енеида, вывороченная наизнанку»

Император Александр I именным указом от 31 октября 1803 даровал звание историографа Николаю Михайловичу Карамзину; к званию тогда же было добавлено 2 тыс. руб. ежегодного жалования. Титул историографа в России после смерти Карамзина не возобновлялся.С начала XIX века Карамзин постепенно отошёл от художественной литературы, а с 1804 г., будучи назначенным Александром I на должность историографа, он прекратил всякую литературную работу, «постригся в историки». В связи с этим он отказывался от предлагавшихся ему государственных постов, в частности, от должности тверского губернатора. Почётный член Московского университета (1806).

В 1811 году Карамзин написал «Записку о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой отражались взгляды консервативных слоёв общества, недовольных либеральными реформами императора. Своей задачей он ставил доказательство того, что никаких преобразований проводить в стране не нужно. «Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях» сыграла также роль набросков к последующему огромному труду Николая Михайловича по русской истории.

В феврале 1818 года Карамзин выпустил в продажу первые восемь томов «Истории государства российского», трёхтысячный тираж которых разошёлся в течение месяца. В последующие годы вышли ещё три тома «Истории», появился ряд переводов её на главнейшие европейские языки. Освещение русского исторического процесса сблизило Карамзина с двором и царём, поселившим его подле себя в Царском селе. Политические воззрения Карамзина эволюционировали постепенно, и к концу жизни он являлся убеждённым сторонником абсолютной монархии. Незаконченный 12-й том был издан после его смерти.

Карамзин скончался 22 мая (3 июня) 1826 г. в Санкт-Петербурге. По преданию, смерть его стала следствием простуды, полученной 14 декабря 1825 года, когда Карамзин воочию наблюдал события на Сенатской площади. Похоронен он на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Карамзин - писатель

Собрание сочинений Н. М. Карамзина в 11 тт. в 1803-1815 гг. было напечатано в типографии московского книгоиздателя Селивановского.

«Влияние последнего <Карамзина> на литературу можно сравнить с влиянием Екатерины на общество: он сделал литературу гуманною» , - писал А. И. Герцен.

Сентиментализм

Публикация Карамзиным «Писем русского путешественника» (1791-1792) и повести «Бедная Лиза» (1792; отдельное издание 1796) открыли в России эпоху сентиментализма.

Лиза удивилась, осмелилась взглянуть на молодого человека, - ещё более закраснелась и, потупив глаза в землю, сказала ему, что она не возьмёт рубля.
- Для чего же?
- Мне не надобно лишнего.
- Я думаю, что прекрасные ландыши, сорванные руками прекрасной девушки, стоят рубля. Когда же ты не берёшь его, вот тебе пять копеек. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы; хотел бы, чтоб ты рвала их только для меня.

Доминантой «человеческой природы» сентиментализм объявил чувство, а не разум, что отличало его от классицизма. Сентиментализм идеалом человеческой деятельности полагал не «разумное» переустройство мира, а высвобождение и совершенствование «естественных» чувств. Его герой более индивидуализирован, его внутренний мир обогащается способностью сопереживать, чутко откликаться на происходящее вокруг.

Публикация этих произведений имела большой успех у читателей того времени, «Бедная Лиза» вызвала множество подражаний. Сентиментализм Карамзина оказал большое влияние на развитие русской литературы: от него отталкивался, в том числе, романтизм Жуковского, творчество Пушкина.

Поэзия Карамзина

Поэзия Карамзина, развивавшаяся в русле европейского сентиментализма, кардинально отличалась от традиционной поэзии его времени, воспитанной на одах Ломоносова и Державина . Наиболее существенными были следующие отличия:

Карамзина интересует не внешний, физический мир, а внутренний, духовный мир человека. Его стихи говорят «на языке сердца», а не разума. Объект поэзии Карамзина составляет «простая жизнь», и для её описания он использует простые поэтические формы - бедные рифмы, избегает обилия метафор и других тропов, столь популярных в стихах его предшественников.

«Кто же милая твоя?»
Я стыжусь; мне, право, больно
Странность чувств моих открыть
И предметом шуток быть.
Сердце в выборе не вольно!..
Что сказать? Она… она.
Ах! нимало не важна
И талантов за собою
Не имеет никаких;

Странность любви, или бессонница (1793)

Другое отличие поэтики Карамзина состоит в том, что мир для него принципиально не познаваем, поэт признаёт наличие разных точек зрения на один и тот же предмет:

Один голос
Страшно в могиле, хладной и тёмной!
Ветры здесь воют, гробы трясутся,
Белые кости стучат.
Другой голос
Тихо в могиле, мягкой, покойной.
Ветры здесь веют; спящим прохладно;
Травки, цветочки растут.
Кладбище (1792)

Проза Карамзина

  • «Евгений и Юлия», повесть (1789)
  • «Письма русского путешественника» (1791-1792)
  • «Бедная Лиза», повесть (1792)
  • «Наталья, боярская дочь», повесть (1792)
  • «Прекрасная царевна и счастливый карла» (1792)
  • «Сиерра-Морена», повесть (1793)
  • «Остров Борнгольм» (1793)
  • «Юлия» (1796)
  • «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода», повесть (1802)
  • «Моя исповедь», письмо к издателю журнала (1802)
  • «Чувствительный и холодный» (1803)
  • «Рыцарь нашего времени» (1803)
  • «Осень»
  • Перевод - пересказ «Слова о полку Игореве»
  • «О дружбе» (1826) писателю А. С. Пушкину.

Реформа языка Карамзина

Проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. Карамзин целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка.

Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов - как неологизмов («благотворительность», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «человечный»), так и варваризмов («тротуар», «кучер»). Также он одним из первых начал использовать букву Ё.

Изменения в языке, предлагаемые Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах. Писатель А. С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Беседа любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ в 1815 году образовалось литературное общество «Арзамас», которое иронизировало над авторами «Беседы» и пародировало их произведения. Членами общества стали многие поэты нового поколения, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин.

Несмотря на это, позже произошло сближение Карамзина с Шишковым, и, благодаря содействию последнего, Карамзин в 1818 году был избран членом Российской академии. В том же году он стал членом Императорской Академии наук.

Карамзин-историк

Интерес к истории возник у Карамзина с середины 1790-х годов. Он написал повесть на историческую тему - «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода» (опубликовано в 1803). В этом же году указом Александра I он был назначен на должность историографа и до конца своей жизни занимался написанием «Истории государства Российского», практически прекратив деятельность журналиста и писателя.

«История государства Российского» Карамзина не была первым описанием истории России, до него были труды В. Н. Татищева и М. М. Щербатова. Но именно Карамзин открыл историю России для широкой образованной публики. По словам А. С. Пушкина, «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Колумбом». Это произведение вызвало также и волну подражаний и противопоставлений (например, «История русского народа» Н. А. Полевого)

В своём труде Карамзин выступал больше как писатель, чем историк - описывая исторические факты, он заботился о красоте языка, менее всего стараясь делать какие-либо выводы из описываемых им событий. Тем не менее, высокую научную ценность представляют его комментарии, которые содержат множество выписок из рукописей, большей частью впервые опубликованных Карамзиным. Некоторые из этих рукописей теперь уже не существуют.

В его «Истории» изящность, простота Доказывают нам, без всякого пристрастья, Необходимость самовластья И прелести кнута.

Карамзин выступал с инициативой организации мемориалов и установления памятников выдающимся деятелям отечественной истории, в частности, К. М. Сухорукову (Минину) и князю Д. М. Пожарскому на Красной площади (1818).

Н. М. Карамзин открыл «Хождение за три моря» Афанасия Никитина в рукописи XVI века и опубликовал его в 1821 году. Он писал:

«Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века … Оно (путешествие) доказывает, что Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещённых, но равно смелых и предприимчивых; что индийцы слышали об ней прежде нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара …»

Карамзин - переводчик

В 1787 году, увлечённый творчеством Шекспира , Карамзин опубликовал свой перевод оригинального текста трагедии «Юлия Цезаря». О своей оценке произведения и собственного труда, как переводчика, Карамзин писал в предисловии:

«Трагедия, мною переведенная, есть одно из превосходных его творений… Если чтение перевода доставит российским любителям литературы достаточное понятие о Шекеспире; если оно принесёт им удовольствие, то переводчик будет награждён за труд его. Впрочем, он приготовился и к противному».

В начале 1790-х годов это издание, одно из первых произведений Шекспира на русском языке, было включено цензурой в число книг для изъятия и сожжения.

В 1792-1793 годах Н. М. Карамзин перевёл памятник индийской литературы (с английского) - драму «Сакунтала», автором которой является Калидаса.В предисловии к переводу он написал:

«Творческий дух обитает не в одной Европе; он есть гражданин вселенной. Человек везде - человек; везде имеет он чувствительное сердце, и в зеркале воображения своего вмещает небеса и землю. Везде Натура есть его наставница и главный источник его удовольствий.

Я чувствовал сие весьма живо, читая Саконталу, драму, сочинённую на индейском языке, за 1900 лет перед сим, Азиатским поэтом Калидасом, и недавно переведенную на английской Виллиамом Джонсом, бенгальским судьею…»

Семья

Н. М. Карамзин был женат дважды и имел 10 детей:

  • Первая жена (с апреля 1801 года) - Елизавета Ивановна Протасова (1767-1802), сестра А. И. Плещеевой и А. И. Протасова, отца А. А. Воейковой и М. А. Мойер. По словам Карамзина Елизавету он «тринадцать лет знал и любил» . Она была женщиной очень образованной и деятельной помощницей мужу. Имея слабое здоровье, в марте 1802 года родила дочь, а в апреле скончалась от послеродовой горячки. Некоторые исследователи считают, что именно в её честь названа героиня «Бедной Лизы».
    • Софья Николаевна (5.03.1802-4.07.1856), с 1821 года фрейлина, близкая знакомая Пушкина и друг Лермонтова .
  • Вторая жена (с 08.01.1804) - Екатерина Андреевна Колыванова (1780-1851), внебрачная дочь князя А. И. Вяземского и графини Елизаветы Карловны Сиверс, единокровная сестра поэта П. А. Вяземского.
    • Наталья (30.10.1804-05.05.1810)
    • Екатерина Николаевна (1806-1867), петербургская знакомая Пушкина; с 27 апреля 1828 года была замужем за отставным подполковником гвардии князем Петром Ивановичем Мещерским (1802-1876), женатым на ней вторым браком. Их сын писатель и публицист Владимир Мещерский (1839-1914)
    • Андрей (20.10.1807-13.05.1813)
    • Наталья (06.05.1812-06.10.1815)
    • Андрей Николаевич (1814-1854), после окончания Дерптского университета, был вынужден по здоровью находиться за границей, позднее - отставной полковник. Был женат на Авроре Карловне Демидовой. От внебрачной связи с Евдокией Петровной Сушковой имел детей.
    • Александр Николаевич (1815-1888), после окончания Дерптского университета служил в конной артиллерии, в молодости был великолепным танцором и весельчаком, был близок с семьей Пушкина в его последний год жизни. Женат на княжне Наталье Васильевне Оболенской (1827-1892), детей не было.
    • Николай (03.08.1817-21.04.1833)
    • Владимир Николаевич (5.06.1819 - 7.08.1879), член консультации при министре юстиции, сенатор, владелец имения Ивня. Отличался остроумием и находчивостью. Был женат на баронессе Александре Ильиничне Дука (1820-1871), дочери генерала И. М. Дука. Потомства не оставили.
    • Елизавета Николаевна (1821-1891), с 1839 года фрейлина, замужем не была. Не имея состояния, жила на пенсию, которую получала как дочь Карамзина. После смерти матери проживала вместе со старшей сестрой Софьей, в семье сестры княгини Екатерины Мещерской. Отличалась умом и безграничной добротой, принимая все чужие горести и радости близко к сердцу.

Крупнейшим русским писателем конца XVIII в. был виднейший представитель сентиментализма Николай Карамзин.

Глубокий исторический мыслитель и смелый художественный новатор, он дал образцы во многих жанрах поэзии и прозы, реформировал литературный язык, создав «новый слог», ориентированный не на книжный «штиль», а на разговорную речь культурного общества. Активный проводник европейской культуры и почитатель российских «древностей», он своим творчеством оставил яркий след в русской литературе конца XVIII-начала XIX в. и ознаменовал собой целую эпоху - «карамзинский период» (В.Г. Белинский).

Русский путешественник

Н.М. Карамзин. Портрет работы В. Тропинина. 1818 г.

Юношей приехав из Симбирска в Москву, книги в библиотеке" href="http://tululu.org/a7729/">Карамзин попал в круг Н.И. Новикова и стал пансионером его Дружеского ученого общества. В 1780-е гг. Карамзин дебютирует как переводчик (переводил немецких и английских сентиментальных авторов, пьесы У. Шекспира и Г.Э. Лессинга и др.). В стихотворении «Поэзия» (1787) он называет своих любимых авторов (У. Шекспир, Дж. Мильтон , Э. Юнг и др., показательно отсутствие образцовых для классицистов французских поэтов) и таким образом, определяет творческую ориентацию на поэзию Чувства, а не Разума.


Дом Карамзина на Большой Гагаринской в Петербурге (ныне ул. Фурманова)

В 1789 г. Карамзин на год уезжает в Европу, где встречается со знаменитыми писателями и учеными, становится свидетелем Великой французской революции. Художественно обработанное описание поездки по Германии, Швейцарии, Франции, Англии составило «Письма русского путешественника» (1791-1792), в которых Карамзин сочетает позицию энтузиаста просвещения и сентиментальную традицию Л. Стерна . «Чувствительный» путешественник убежден, что все народы идут путем прогресса и, следовательно, Россия должна усвоить европейский культурный опыт. Свободная манера повествования, широта авторского кругозора, отточенный стиль сделали «Письма» выдающимся памятником русской литературы.

Чувствительные повести «Бедная Лиза»


«Бедная Лиза». Картина художника О. Кипренского. 1827 г.

В1792 г. Карамзин публикует повесть «Бедная Лиза» . Сюжет повести прост и внешне незамысловат. Дворянин Эраст встретил крестьянку Лизу, они полюбили друг друга, но вскоре Эраст оставил Лизу, чтобы жениться на богатой дворянке. Несчастная героиня утопилась, Эраста же всю жизнь терзали угрызения совести. Карамзин сочувствует Лизе, но не спешит осуждать ее возлюбленного. Он поэтизирует любовь и вместе с тем показывает губительность страсти. Автор тонко анализирует мир чувств Лизы, прослеживает зарождение любви в ее душе. Переживания Лизы раскрываются и в ее речи, и в невысказанных размышлениях, и в трогательных обращениях повествователя к героине. Настроения Лизы как бы отражены в состоянии природы-прекрасной и спокойной в первые дни ее любви, предостерегающей и грозной в роковой час, когда она стала возлюбленной Эраста.

Свои взгляды Карамзин пропагандировал в издававшихся им журналах - в 1791-1792 гг. он выпускал «Московский журнал», где из номера в номер печатал «Письма русского путешественника» и обзоры европейской литературы; в 1802 г. основал лучший журнал того времени «Вестник Европы», включавший новости политики и общественной жизни. Вокруг изданий Карамзина сплотился круг его последователей - от И.И. Дмитриева до молодого В.А. Жуковского . Цвет русской поэзии был представлен в стихотворных альманахах Карамзина «Аониды» (1796-1799), где наряду с признанными М.М.Херасковым, Г.Р. Державиным печатались поэты-карамзинисты - П.И. Шаликов, В.Л. Пушкин.

Декабристы высоко ценили «Историю государства Российского» и использовали это произведение для того, чтобы обличать зло самодержавия. К.Ф. Рылеев писал: «Ну, Грозный, ну Карамзин! - не знаю, чему больше удивляться, тиранству ли Иоанна, или дарованию нашего Тацита». Труд Карамзина вдохновил Рылеева на создание своих исторических дум, подсказал, как изображать некоторые исторические характеры, например, образы князя Андрея Курбского или царя Бориса Годунова.

Легкий, изящный язык повести, который передавал самые разнообразные чувства повествователя и героини, был новаторским для русской литературы того времени. Ее автор отказался от устаревшей славянской лексики, по традиции применявшейся в письменном литературном языке и почти исчезнувшей из разговорной речи образованных слоев русского общества. Успех повести и сострадание читателей к судьбе бедной Лизы были исключительными.

Современниками повесть воспринималась как истинное происшествие, «Лизин пруд» у Симонова монастыря стал местом паломничества чувствительных читателей. Повесть Карамзина воспитывала у читателей способность глубоко чувствовать и сопереживать. Автор был убежден: чувствительность, способность к состраданию, а не заслуги в государственной службе, не чины и звания определяют истинную ценность человека. Карамзин является одним из создателей в русской литературе направления, которые исследователи назвали сентиментализмом (от фр. Sentiment - «чувство»).

Душевная жизнь героев, их трагические страсти стали центральной темой и других повестей Карамзина - «Наталья, боярская дочь» , «Остров Борнгольм» , «Сиерра-Морена» (1792-1795), тонкий психологический портрет современного человека он рисует в повестях «Рыцарь нашего времени» , «Чувствительный и холодный» (1802-1803); черты сентиментализма сочетаются с нарастающим интересом Карамзина к истории в самой крупной его повести - «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода» (1803), на популярный в русской литературе сюжет древней Новгородской республики.

Колумб Российской истории


«Петербург. Вид на казанский собор со стороны Невского проспекта». Картина художника Б. Патерсена 1800-е гг.

В зените своей популярности Карамзин прекращает занятия художественной литературой и с 1804 г. становится историографом Российской империи. Затворившись в кабинете, он погружается в летописи и исторические книги. Итогом многолетнего труда стали 12 томов «Истории государства Российского» (выходили с 1818 г.), охватившие период от возникновения славянских народов до XVII в.

Современники говорили, что Карамзин открыл им историю родной страны, как Колумб открыл миру Америку. А.С. Пушкин назвал его труд не только созданием великого писателя, но и «подвигом честного человека, отметив, что события российской истории Карамзин «рассказывал со всею верностью историка,... везде ссылался на источники». Богатство фактического материала, яркие портреты исторических деятелей, героические и часто трагические сюжеты (Карамзин старался описывать и «темные» страницы прошлого: княжескую междоусобицу, тиранию Ивана Грозного) надолго стали материалом для творческой обработки русскими писателями («Думы» К.Ф. Рылеева, «Борис Годунов» Пушкина , драматическая трилогия Л.Н. Толстого и др.). В.Г. Белинский писал: «...Карамзин не одного Пушкина-несколько поколений увлек окончательно своею «Историею государства Российского» , которая имела на них сильное влияние не одним своим слогом, как думают, но гораздо больше своим духом, направлением, принципами. Пушкин до того вошел в ее дух, до того проникнулся им, что сделался решительным рыцарем «Истории» Карамзина...».

12 декабря (1 декабря по ст. стилю) 1766 года родился Николай Михайлович Карамзин – русский писатель, поэт, редактор «Московского журнала» (1791-1792) и журнала «Вестник Европы» (1802-1803), почётный член Императорской Академии наук (1818), действительный член Императорской Российской академии, историк, первый и единственный придворный историограф, один из первых реформаторов русского литературного языка, отец-основатель отечественной историографии и русского сентиментализма.


Вклад Н.М. Карамзина в русскую культуру трудно переоценить. Вспоминая всё, что успел сделать этот человек за краткие 59 лет своего земного существования, невозможно пройти мимо того факта, что именно Карамзин во многом определил лицо русского XIX века – «золотого» века русской поэзии, литературы, историографии, источниковедения и других гуманитарных направлений научного знания. Благодаря лингвистическим поискам, направленным на популяризацию литературного языка поэзии и прозы, Карамзин подарил своим современникам русскую литературу. И если Пушкин – это «наше всё», то Карамзина смело можно назвать «нашим Всем» с самой большой буквы. Без него вряд ли были бы возможны Вяземский, Пушкин, Баратынский, Батюшков и другие поэты так называемой «пушкинской плеяды».

«К чему ни обратись в нашей литературе – всему начало положено Карамзиным: журналистике, критике, повести, роману, повести исторической, публицизму, изучению истории,» - справедливо замечал впоследствии В.Г. Белинский.

«История государства Российского» Н.М. Карамзина стала не просто первой русскоязычной книгой по истории России, доступной широкому читателю. Карамзин подарил русским людям Отечество в полном смысле этого слова. Рассказывают, что, захлопнув восьмой, последний том, граф Фёдор Толстой по прозванию Американец воскликнул: «Оказывается, у меня есть Отечество!» И он был не один. Все его современники вдруг узнали, что живут в стране с тысячелетней историей и им есть, чем гордиться. До этого считалось, что до Петра I, прорубившего «окно в Европу», в России не было ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания: тёмные века отсталости и варварства, боярское самовластие, исконно русская лень и медведи на улицах…

Многотомный труд Карамзина не был закончен, но, выйдя в свет в первой четверти XIX века, он полностью определил историческое самосознание нации на долгие годы вперёд. Вся последующая историография так и не смогла породить ничего более отвечающего сложившемуся под влиянием Карамзина «имперскому» самосознанию. Взгляды Карамзина оставили глубокий, неизгладимый след во всех областях русской культуры XIX–XX веков, сформировав основы национального менталитета, которые, в конечном итоге, определили пути развития русского общества и государства в целом.

Показательно, что в XX веке, развалившееся было под нападками революционных интернационалистов здание российской великодержавности к 1930-м годам вновь возродилось – под другими лозунгами, с другими лидерами, в другой идеологической упаковке. но… Сам подход к историографии отечественной истории, как до 1917 года, так и после, во многом остался по-карамзински ура-патриотическим и сентиментальным.

Н.М. Карамзин – ранние годы

Родился Н.М.Карамзин 12 декабря (1 ст.ст.) 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Казанской губернии (по другим данным – в родовом поместье Знаменское Симбирского уезда Казанской губернии). О его ранних годах мало что известно: не осталось ни писем, ни дневников, ни воспоминаний самого Карамзина о своём детстве. Он даже точно не знал своего года рождения и почти всю жизнь считал, что родился в 1765 году. Только под старость, обнаружив документы, «помолодел» на один год.

Вырос будущий историограф в усадьбе отца - отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднепоместного симбирского дворянина. Получил хорошее домашнее образование. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Одновременно посещал в 1781-1782 годах лекции в университете.

Окончив пансион, в 1783 году Карамзин поступил на службу в Преображенский полк в Петербурге, где познакомился с молодым поэтом и будущим сотрудником своего «Московского журнала» Дмитриевым. Тогда же опубликовал свой первый перевод идиллии С. Геснера «Деревянная нога».

В 1784 году Карамзин вышел в отставку поручиком и более никогда не служил, что воспринималось в тогдашнем обществе как вызов. После недолгого пребывания в Симбирске, где он вступил в масонскую ложу «Золотого венца», Карамзин переехал в Москву и был введён в круг Н. И. Новикова. Он поселился в доме, принадлежавшем новиковскому «Дружескому учёному обществу», стал автором и одним из издателей первого детского журнала «Детское чтение для сердца и разума» (1787-1789), основанного Новиковым. В это же время Карамзин сблизился с семьёй Плещеевых. С Н. И. Плещеевой его долгие годы связывала нежная платоническая дружба. В Москве Карамзин издаёт свои первые переводы, в которых отчётливо виден интерес к европейской и русской истории: «Времена года» Томсона, «Деревенские вечера» Жанлиса, трагедия У. Шекспира «Юлий Цезарь», трагедия Лессинга «Эмилия Галотти».

В 1789 году в журнале «Детское чтение...» появилась первая оригинальная повесть Карамзина «Евгений и Юлия». Читатель её практически не заметил.

Путешествие в Европу

Как утверждают многие биографы, Карамзин не был расположен к мистической стороне масонства, оставаясь сторонником его деятельно-просветительского направления. Если сказать точнее, к концу 1780-х годов масонской мистикой в её русском варианте Карамзин уже «переболел». Возможно, охлаждение к масонству стало одной из причин его отъезда в Европу, в которой он провёл более года (1789-90), посетив Германию, Швейцарию, Францию и Англию. В Европе он встречался и беседовал (кроме влиятельных масонов) с европейскими «властителями умов»: И. Кантом, И. Г. Гердером, Ш. Бонне, И. К. Лафатером, Ж. Ф. Мармонтелем, посещал музеи, театры, светские салоны. В Париже Карамзин слушал в Национальном собрании О. Г. Мирабо, М. Робеспьера и других революционеров, видел многих выдающихся политических деятелей и со многими был знаком. Видимо, революционный Париж 1789 года показал Карамзину, насколько сильно на человека может воздействовать слово: печатное, когда парижане с живейшим интересом читали памфлеты и листовки; устное, когда выступали революционные ораторы и возникала полемика (опыт, которого нельзя было приобрести в то время России).

Об английском парламентаризме Карамзин был не слишком восторженного мнения (возможно, идя по стопам Руссо), но очень высоко ставил тот уровень цивилизованности, на котором находилось английское общество в целом.

Карамзин – журналист, издатель

Осенью 1790 года Карамзин возвратился в Москву и вскоре организовал издание ежемесячного «Московского журнала» (1790-1792), в котором была напечатана большая часть «Писем русского путешественника», повествующих о революционных событиях во Франции, повести «Лиодор», «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Флор Силин», очерки, рассказы, критические статьи и стихотворения. К сотрудничеству в журнале Карамзин привлёк всю литературную элиту того времени: своих друзей Дмитриева и Петрова, Хераскова и Державина, Львова, Нелединского-Мелецкого и др. Статьи Карамзина утверждали новое литературное направление - сентиментализм.

У «Московского журнала» было всего 210 постоянных подписчиков, но для конца XVIII века - это всё равно, что стотысячный тираж в конце XIX столетия. Тем более, что журнал читали именно те, кто «делал погоду» в литературной жизни страны: студенты, чиновники, молодые офицеры, мелкие служащие различных государственных учреждений («архивные юноши»).

После ареста Новикова власти всерьёз заинтересовались издателем «Московского журнала». На допросах в Тайной экспедиции спрашивают: не Новиков ли с «особенным заданием» посылал «русского путешественника» за границу? Новиковцы были людьми высокой порядочности и, разумеется, Карамзина выгородили, но из-за этих подозрений журнал пришлось прекратить.

В 1790-е годы Карамзин издавал первые русские альманахи - «Аглая» (1794 -1795) и «Аониды» (1796 -1799). В 1793 году, когда на третьем этапе Французской революции была установлена якобинская диктатура, потрясшая Карамзина своей жестокостью, Николай Михайлович отказался от некоторых своих прежних взглядов. Диктатура возбудила в нём серьёзные сомнения в возможности человечества достичь благоденствия. Он резко осудил революцию и все насильственные способы преобразования общества. Философия отчаяния и фатализма пронизывает его новые произведения: повести «Остров Борнгольм» (1793); «Сиерра-Морена» (1795); стихотворения «Меланхолия», «Послание к А. А. Плещееву» и др.

В этот период к Карамзину приходит настоящая литературная слава.

Фёдор Глинка: «Из 1200 кадет редкий не повторял наизусть какую-нибудь страницу из „Острова Борнгольма"» .

Имя Эраст, до этого совершенно непопулярное, всё чаще встречается в дворянских списках. Ходят слухи об удачных и неудачных самоубийствах в духе Бедной Лизы. Ядовитый мемуарист Вигель припоминает, что важные московские вельможи уж начали обходиться «почти как с равным с тридцатилетним отставным поручиком» .

В июле 1794 года жизнь Карамзина едва не оборвалась: по дороге в имение, в степной глуши, на него напали разбойники. Карамзин чудом спасся, получив две лёгкие раны.

В 1801 году – женился на Елизавете Протасовой, соседке по имению, которую знал с детства – на момент свадьбы они были знакомы почти 13 лет.

Реформатор русского литературного языка

Уже в начале 1790-х годов Карамзин серьёзно задумывается над настоящим и будущим русской литературы. Он пишет другу: «Я лишён удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными». Конечно, русские писатели были и есть: Ломоносов, Сумароков, Фонвизин, Державин, но значительных имён не более десятка. Карамзин одним из первых понимает, что дело стало не за талантами – талантов в России не меньше, чем в любой другой стране. Просто русская литература никак не может отойти от давно устаревших традиций классицизма, заложенных в середине XVIII века единственным теоретиком М.В. Ломоносовым.

Реформа литературного языка, проведённая Ломоносовым, как и созданная им теория «трёх штилей», отвечала задачам переходного периода от древней к новой литературе. Полный отказ от употребления привычных церковнославянизмов в языке был тогда ещё преждевременным и нецелесообразным. Но эволюция языка, начавшаяся ещё при Екатерине II, активно продолжалась. «Три штиля», предложенные Ломоносовым, опирались не на живую разговорную речь, а на остроумную мысль писателя-теоретика. И эта теория часто ставила авторов в затруднительное положение: приходилось употреблять тяжёлые, устаревшие славянские выражения там, где в разговорном языке они давно уже были заменены другими, более мягкими и изящными. Читатель подчас не мог «продраться» сквозь нагромождения устаревших славянизмов, употребляемых в церковных книгах и записях, чтобы понять суть того или иного светского произведения.

Карамзин решил приблизить литературный язык к разговорному. Поэтому одной из главных его целей было дальнейшее освобождение литературы от церковнославянизмов. В предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды» он писал: «Один гром слов только оглушает нас и никогда до сердца не доходит».

Вторая черта «нового слога» Карамзина состояла в упрощении синтаксических конструкций. Писатель отказался от пространных периодов. В «Пантеоне российских писателей» он решительно заявлял: «Проза Ломоносова вообще не может служить для нас образцом: длинные периоды его утомительны, расположение слов не всегда сообразно с течением мыслей».

В отличие от Ломоносова, Карамзин стремился писать короткими, легко обозримыми предложениями. Это и по сей день является образцом хорошего слога и примером для подражания в литературе.

Третья заслуга Карамзина заключалась в обогащении русского языка рядом удачных неологизмов, которые прочно вошли в основной словарный состав. К числу нововведений, предложенных Карамзиным, относятся такие широко известные в наше время слова, как «промышленность», «развитие», «утончённость», «сосредоточить», «трогательный», «занимательность», «человечность», «общественность», «общеполезный», «влияние» и ряд других.

Создавая неологизмы, Карамзин использовал главным образом метод калькирования французских слов: «интересный» от «interessant», «утончённый» от «raffine», «развитие» от «developpement», «трогательный» от «touchant».

Мы знаем, что ещё в петровскую эпоху в русском языке появилось множество иностранных слов, но они большей частью заменяли уже существовавшие в славянском языке слова и не являлись необходимостью. Кроме того, эти слова часто брались в необработанном виде, поэтому были очень тяжелы и неуклюжи («фортеция» вместо «крепость», «виктория» вместо «победа», и т.п.). Карамзин, напротив, старался придавать иностранным словам русское окончание, приспосабливая их к требованиям русской грамматики: «серьёзный», «моральный», «эстетический», «аудитория», «гармония», «энтузиазм» и т.д..

В своей реформаторской деятельности Карамзин делал установку на живую разговорную речь образованных людей. И это было залогом успеха его творчества - он пишет не учёные трактаты, а путевые заметки («Письма русского путешественника»), сентиментальные повести («Остров Борнгольм», «Бедная Лиза»), стихи, статьи, переводит с французского, английского и немецкого.

«Арзамас» и «Беседа»

Не удивительно, что большая часть молодых литераторов, современных Карамзину, приняла его преобразования «на ура» и охотно последовала за ним. Но, как и у всякого реформатора, у Карамзина были убеждённые противники и достойные оппоненты.

Во главе идейных противников Карамзина встал А.С. Шишков (1774- 1841) – адмирал, патриот, известный государственный деятель того времени. Старовер, поклонник языка Ломоносова, Шишков на первый взгляд был классицистом. Но эта точка зрения нуждается в существенных оговорках. В противовес европеизму Карамзина Шишков выдвинул идею народности литературы - важнейший признак далёкого от классицизма романтического мироощущения. Получается, что Шишков тоже примыкал к романтикам , но только не прогрессивного, а консервативного направления. Его взгляды могут быть признаны своеобразной предтечей позднейшего славянофильства и почвеничества.

В 1803 году Шишков выступил с «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка». Он упрекал «карамзинистов» в том, что они поддались соблазну европейских революционных лжеучений и ратовал за возвращение литературы к устному народному творчеству, к народному просторечию, к православной церковнославянской книжности.

Шишков не был филологом. Проблемами литературы и русского языка он занимался, скорее, как любитель, поэтому нападки адмирала Шишкова на Карамзина и его сторонников-литераторов подчас выглядели не столько научно обоснованными, сколько бездоказательно-идеологическими. Языковая реформа Карамзина казалась Шишкову, воину и защитнику Отечества, непатриотичной и антирелигиозной: «Язык есть душа народа, зеркало нравов, верный показатель просвещения, неумолчный свидетель дел. Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных» .

Шишков упрекал Карамзина за неумеренное употребление варваризмов («эпоха», «гармония», «катастрофа»), ему претили неологизмы («переворот» как - перевод слова «revolution»), резали ухо искусственные слова: «будущность», «начитанность» и т.д.

И надо признать, что иногда критика его была меткой и точной.

Уклончивость и эстетическая жеманность речи «карамзинистов» очень скоро устарели и вышли из литературного употребления. Именно такое будущее предсказывал им Шишков, считая, что вместо выражения «когда путешествие сделалось потребностью души моей» можно сказать просто: «когда я полюбил путешествовать»; изысканную и напичканную перифразами речь «пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонид» можно заменить всем понятным выражением «деревенским девкам навстречу идут цыганки» и т.д.

Шишков и его сторонники сделали первые шаги в изучении памятников древнерусской письменности, увлечённо штудировали «Слово о полку Игореве», занимались фольклором, выступали за сближение России со славянским миром и признавали необходимость сближения «словенского» слога с простонародным языком.

В споре с переводчиком Карамзиным Шишков выдвинул веский аргумент об «идиоматичности» каждого языка, о неповторимом своеобразии его фразеологических систем, делающих невозможным дословный перевод мысли или подлинного смыслового значения с одного языка на другой. Например, при дословном переводе на французский выражение «старый хрен» теряет переносный смысл и «означает токмо самую вещь, а в метафизическом смысле никакого круга знаменования не имеет».

В пику карамзинской Шишков предложил свою реформу русского языка. Недостающие в нашем обиходе понятия и чувства он предлагал обозначать новыми словами, образованными из корней не французского, а русского и старославянского языков. Вместо карамзинского «влияние» он предлагал «наитие», вместо «развитие» - «прозябение», вместо «актёр» - «лицедей», вместо «индивидуальность» - «яйность», «мокроступы» вместо «калоши» и «блуждалище» вместо «лабиринт». Большинство его нововведений в русском языке не прижилось.

Нельзя не признать горячей любви Шишкова к русскому языку; нельзя не признать и того, что увлечение всем иностранным, особенно французским, зашло в России слишком далеко. В конечном итоге это привело к тому, что язык простонародный, крестьянский стал сильно отличаться от языка культурных классов. Но нельзя отмахнуться и от того факта, что естественный процесс начавшейся эволюции языка невозможно было остановить. Невозможно было насильно вернуть в употребление уже устаревшие в то время выражения, которые предлагал Шишков: «зане», «убо», «иже», «яко» и другие.

Карамзин даже не отвечал на обвинения Шишкова и его сторонников, зная твёрдо, что ими руководили исключительно благочестивые и патриотические чувства. Впоследствии сам Карамзин и наиболее талантливые его сторонники (Вяземский, Пушкин, Батюшков) последовали весьма ценному указанию «шишковцев» на необходимость «возвращения к своим корням» и примерам собственной истории. Но тогда понять друг друга они так и не смогли.

Пафос и горячий патриотизм статей А.С. Шишкова вызвал сочувственное отношение у многих литераторов. И когда Шишков вместе с Г. Р. Державиным основали литературное общество «Беседа любителей российского слова» (1811) с уставом и своим журналом, к этому обществу сразу примкнули П. А. Катенин, И. А. Крылов, а позднее В. К. Кюхельбекер и А. С. Грибоедов. Один из активных участников «Беседы...» плодовитый драматург А. А. Шаховской в комедии «Новый Стерн» злобно высмеял Карамзина, а в комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» в лице «балладника» Фиалкина создал пародийный образ В. А. Жуковского.

Это вызвало дружный отпор со стороны молодёжи, поддерживавшей литературный авторитет Карамзина. Д. В. Дашков, П. А. Вяземский, Д. Н. Блудов сочинили несколько остроумных памфлетов в адрес Шаховского и других членов «Беседы...». В «Видении в Арзамасском трактире» Блудов дал кружку юных защитников Карамзина и Жуковского название «Общество безвестных арзамасских литераторов» или попросту «Арзамас».

В организационной структуре этого общества, основанного осенью 1815 года, царил весёлый дух пародии на серьезную «Беседу...». В противоположность официальной напыщенности здесь господствовала простота, естественность, открытость, большое место отводилось шутке и игре.

Пародируя официальный ритуал «Беседы...», при вступлении в «Арзамас» каждый должен был прочитать «надгробную речь» своему «покойному» предшественнику из числа ныне здравствующих членов «Беседы...» или Российской Академии наук (графу Д. И. Хвостову, С. А. Ширинскому-Шихматову, самому А. С. Шишкову и др.). «Надгробные речи» были формой литературной борьбы: они пародировали высокие жанры, высмеивали стилистическую архаику поэтических произведений «беседчиков». На заседаниях общества оттачивались юмористические жанры русской поэзии, велась смелая и решительная борьба со всякого рода официозом, формировался тип независимого, свободного от давления всяких идеологических условностей русского литератора. И хотя П. А. Вяземский – один из организаторов и активных участников общества - в зрелые годы осуждал юношеское озорство и непримиримость своих единомышленников (в частности – обряды «отпевания» живых литературных противников), он справедливо назвал «Арзамас» школой «литературного товарищества» и взаимного творческого обучения. Общества «Арзамас» и «Беседа» вскоре превратились в центры литературной жизни и общественной борьбы первой четверти XIX века. В «Арзамас» входили такие известные люди, как Жуковский (псевдоним – Светлана), Вяземский (Асмодей), Пушкин (Сверчок), Батюшков (Ахилл) и др.

«Беседа» распалась после смерти Державина в 1816 году; «Арзамас», утратив основного оппонента, прекратил своё существование к 1818 году.

Таким образом, к середине 1790-х Карамзин стал признанным главой русского сентиментализма, открывавшего не просто новую страницу в русской литературе, а русскую художественную литературу вообще. Русские читатели, поглощавшие до этого лишь французские романы, да сочинения просветителей, с восторгом приняли «Письма русского путешественника» и «Бедную Лизу», а русские писатели и поэты (как «беседчики», так и «арзамасцы») поняли, что можно и должно писать на родном языке.

Карамзин и Александр I: симфония с властью?

В 1802 - 1803 годах Карамзин издавал журнал «Вестник Европы», в котором преобладали литература и политика. Во многом благодаря противостоянию с Шишковым, в критических статьях Карамзина появилась новая эстетическая программа становления русской литературы как национально-самобытной. Ключ самобытности русской культуры Карамзин, в отличие от Шишкова, видел не столько в приверженности обрядовой старине и религиозности, сколько в событиях русской истории. Наиболее яркой иллюстрацией его взглядов стала повесть «Марфа Посадница или покорение Новагорода».

В своих политических статьях 1802-1803 годов Карамзин, как правило, обращался с рекомендациями к правительству, главной из которых было просвещение нации во имя процветания самодержавного государства.

Эти идеи в целом были близки императору Александру I – внуку Екатерины Великой, которая в своё время тоже мечтала о «просвещённой монархии» и полной симфонии между властью и европейски образованным обществом. Откликом Карамзина на переворот 11 марта 1801 года и восшествие на престол Александра I стало «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1802), где Карамзин выразил свои взгляды о существе монархии в России, а также обязанностях монарха и его подданных. «Похвальное слово» было одобрено государем, как собрание примеров для молодого монарха и благосклонно принято им. Александра I, очевидно, заинтересовали исторические изыскания Карамзина, и император справедливо решил, что великой стране просто необходимо вспомнить своё не менее великое прошлое. А если не вспомнить, так хотя бы создать заново…

В 1803 году через посредство царского воспитателя М. Н. Муравьёва – поэта, историка, педагога, одного из образованнейших людей того времени – Н.М. Карамзин получил официальное звание придворного историографа с пенсией в 2000 руб. (Пенсия в 2000 рублей в год назначалась тогда чиновникам, имеющим по Табели о рангах чины не ниже генеральских). Позднее И. В. Киреевский, ссылаясь на самого Карамзина, писал о Муравьёве: «Кто знает, может быть, без его благомысленного и теплого содействия Карамзин не имел бы средств совершить своего великого дела».

В 1804 году Карамзин практически отходит от литературной и издательской деятельности и приступает к созданию «Истории государства Российского», над которой работал до конца своих дней. Своим влиянием М.Н. Муравьёв сделал доступными для историка многие из ранее неизвестных и даже «секретных» материалов, открыл для него библиотеки и архивы. О таких благоприятных условиях для работы современные историки могут только мечтать. Поэтому, на наш взгляд, говорить об «Истории государства Российского», как о «научном подвиге» Н.М. Карамзина, не совсем справедливо. Придворный историограф находился на службе, добросовестно выполнял работу, за которую ему платили деньги. Соответственно, он должен был написать такую историю, которая была в данный момент необходима заказчику, а именно – государю Александру I, проявлявшему на первом этапе царствования симпатии к европейскому либерализму.

Однако под влиянием занятий российской историей уже к 1810 году Карамзин стал последовательным консерватором. В этот период окончательно сложилась система его политических воззрений. Заявления Карамзина о том, что он «республиканец в душе» могут быть адекватно истолкованы только в том случае, если учесть, что речь идёт о «Платоновой республике мудрецов», идеальном общественном устройстве, основанном на государственной добродетели, строгой регламентации и отказе от личной свободы. В начале 1810 года Карамзин через своего родственника графа Ф. В. Ростопчина познакомился в Москве с лидером «консервативной партии» при дворе - великой княгиней Екатериной Павловной (сестрой Александра I) и начал постоянно посещать её резиденцию в Твери. Салон великой княгини представлял центр консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому фигурой М. М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из своей «Истории...», тогда же познакомился с вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, которая стала одной из его покровительниц.

В 1811 году по просьбе великой княгини Екатерины Павловны Карамзин написал записку «О древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой изложил свои представления об идеальном устройстве Российского государства и подверг резкой критике политику Александра I и его ближайших предшественников: Павла I, Екатерины II и Петра I. В XIX веке записка ни разу не была опубликована полностью и расходилась только в рукописных списках. В советское время мысли, изложенные Карамзиным в его послании, воспринимались как реакция крайне консервативного дворянства на реформы М. М. Сперанского. Сам автор был заклеймён «реакционером», противником освобождения крестьянства и других либеральных шагов правительства Александра I.

Однако при первой полной публикации записки в 1988 году Ю. М. Лотман вскрыл её более глубокое содержание. В этом документе Карамзин выступил с обоснованной критикой неподготовленных реформ бюрократического характера, проводимых сверху. Восхваляя Александра I, автор записки в то же самое время обрушивается на его советников, имея в виду, конечно, Сперанского, стоявшего за конституционные преобразования. Карамзин берёт на себя смелость обстоятельно, со ссылками на исторические примеры, доказывать царю, что к отмене крепостного права и ограничению самодержавной монархии конституцией (по примеру европейских держав) Россия не готова ни исторически, ни политически. Некоторые из его доводов (например, о бесполезности освобождения крестьян без земли, невозможности в России конституционной демократии) и сегодня выглядят вполне убедительными и исторически верными.

Наряду с обзором российской истории и критикой политического курса императора Александра I в записке содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с православием.

При этом Карамзин отказывался отождествлять «истинное самодержавие» с деспотизмом, тиранией или произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм обусловлены волей случая (Иван IV Грозный, Павел I) и быстро ликвидировались инерцией традиции «мудрого» и «добродетельного» монархического правления. В случаях резкого ослабления и даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (например, во время Смуты), эта мощная традиция приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия. Самодержавие явилось «палладиумом России», главной причиной её могущества и процветания. Поэтому основные принципы монархического правления в России, по мнению Карамзина, должны были сохраняться и впредь. Их следовало дополнить лишь должной политикой в области законодательства и просвещения, которая вела бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русской народом.

Первоначально записка Карамзина вызвала лишь раздражение молодого императора, не любившего критики своих действий. В этой записке историограф проявил себя plus royaliste que le roi (большим роялистом, чем сам король). Однако впоследствии блестящий «гимн российскому самодержавию» в изложении Карамзина, несомненно, возымел своё действие. После войны 1812 года победитель Наполеона Александр I свернул многие свои либеральные прожекты: реформы Сперанского не были доведены до конца, конституция и сама мысль об ограничении самодержавия остались лишь в умах будущих декабристов. А уже в 1830-е годы концепция Карамзина фактически легла в основу идеологии Российской империи, обозначенной «теорией официальной народности» графа С. Уварова (Православие-Самодержавие-Народность).

До издания первых 8 томов «Истории…» Карамзин жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне и в Нижний Новгород, на время занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении князя Андрея Ивановича Вяземского, на внебрачной дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 году. (Первая жена Карамзина, Елизавета Ивановна Протасова, умерла в 1802 г.).

В последние 10 лет жизни, которые Карамзин провёл в Петербурге, он очень сблизился с царской семьёй. Хотя император Александр I со времени подачи «Записки» относился к Карамзину сдержанно, Карамзин часто проводил лето в Царском Селе. По желанию императриц (Марии Фёдоровны и Елизаветы Алексеевны), он не раз вёл с императором Александром откровенные политические беседы, в которых выступал как выразитель мнения противников резких либеральных преобразований. В 1819 -1825 годах Карамзин с жаром восставал против намерений государя относительно Польши (подал записку «Мнение русского гражданина»), осуждал повышение государственных налогов в мирное время, говорил о нелепой губернской системе финансов, критиковал систему военных поселений, деятельность министерства просвещения, указывал на странный выбор государем некоторых важнейших сановников (например, Аракчеева), говорил о необходимости сокращения внутренних войск, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа и постоянно указывал на необходимость иметь твёрдые законы, гражданские и государственные.

Конечно, имея за плечами таких заступниц, как обе императрицы и великая княгиня Екатерина Павловна, можно было и покритиковать, и поспорить, и проявить гражданское мужество, и попытаться наставить монарха «на путь истинный». Только недаром императора Александра I и современники, и последующие историки его царствования называли «загадочным сфинксом». На словах государь соглашался с критическими замечаниями Карамзина относительно военных поселений, признавал необходимость «дать коренные законы России», а также пересмотреть некоторые аспекты внутренней политики, но так уж повелось в нашей стране, что на деле - все мудрые советы государственных людей остаются «бесплодны для любезного Отечества»…

Карамзин как историк

Карамзин есть первый наш историк и последний летописец.
Своею критикой он принадлежит истории,
простодушием и апофегмами - хронике.

А.С. Пушкин

Даже с точки зрения современной Карамзину исторической науки, назвать 12 томов его «Истории государства Российского», собственно, научным трудом никто не решился. Уже тогда всем было понятно, что почётное звание придворного историографа не может сделать литератора историком, дать ему соответствующие знания и надлежащую подготовку.

Но, с другой стороны, Карамзин изначально не ставил себе задачи брать на себя роль исследователя. Новоиспечённый историограф не собирался писать научный трактат и присваивать себе лавры прославленных предшественников – Шлёцера, Миллера, Татищева, Щербатова, Болтина и т.д.

Предварительная критическая работа над источниками для Карамзина - только «тяжкая дань, приносимая достоверности». Он был, прежде всего, писателем, а потому хотел приложить свой литературный талант к уже готовому материалу: «выбрать, одушевить, раскрасить» и сделать, таким образом, из русской истории «нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев». И эту задачу он выполнил блестяще.

Сегодня невозможно не согласиться с тем, что в начале XIX века источниковедение, палеография и другие вспомогательные исторические дисциплины находились в самом зачаточном состоянии. Поэтому требовать от литератора Карамзина профессиональной критики, а также чёткого следования той или иной методике работы с историческими источниками – просто смешно.

Нередко можно услышать мнение, что Карамзин просто красиво переписал написанную давно устаревшим, трудным для чтения слогом «Историю Российскую с древнейших времён» князя М.М.Щербатова, внёс с неё кое-какие свои мысли и тем самым создал книгу для любителей увлекательного чтения в семейном кругу. Это не так.

Естественно, что при написании своей «Истории…» Карамзин активно использовал опыт и труды своих предшественников – Шлёцера и Щербатова. Щербатов помог Карамзину ориентироваться в источниках русской истории, существенно повлияв и на выбор материала, и на его расположение в тексте. Случайно или нет, но «История государства Российского» доведена Карамзиным именно до того места, что и «История» Щербатова. Однако, помимо следования уже отработанной его предшественниками схеме, Карамзин приводит в своём сочинении массу ссылок на обширнейшую иностранную историографию, почти незнакомую российскому читателю. Работая над своей «Историей…», он впервые ввёл в научный оборот массу неизвестных и ранее неизученных источников. Это византийские и ливонские хроники, сведения иностранцев о населении древней Руси, а также большое количество русских летописей, которых ещё не касалась рука историка. Для сравнения: М.М. Щербатов использовал при написании своего труда только 21 русскую летопись, Карамзин активно цитирует более 40. Помимо летописей Карамзин привлёк к исследованию памятники древнерусского права и древнерусской художественной литературы. Специальная глава «Истории…» посвящена «Русской правде», а ряд страниц – только что открытому «Слову о полку Игореве».

Благодаря усердной помощи директоров Московского архива министерства (коллегии) иностранных дел Н. Н. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского, Карамзин смог воспользоваться теми документами и материалами, которые не были доступны его предшественникам. Много ценных рукописей дало Синодальное хранилище, библиотеки монастырей (Троицкой лавры, Волоколамского монастыря и другие), а также частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Н.П. Румянцева. Особенно много документов Карамзин получил от канцлера Румянцева, собиравшего исторические материалы в России и за границей через своих многочисленных агентов, а также от А. И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива.

Многие из источников, использованных Карамзиным, погибли во время московского пожара 1812 года и сохранились только в его «Истории…» и обширных «Примечаниях» к её тексту. Таким образом, труд Карамзина в какой-то мере и сам обрёл статус исторического источника, на который имеют полное право ссылаться историки-профессионалы.

Среди основных недостатков «Истории государства Российского» традиционно отмечается своеобразный взгляд её автора на задачи историка. По мнению Карамзина, «знание» и «учёность» в историке «не заменяют таланта изображать действия». Перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель Карамзина, М.Н. Муравьёв. Характеристики исторических персонажей даны Карамзиным исключительно в литературно-романтическом ключе, характерном для созданного им направления русского сентиментализма. Первые русские князья у Карамзина отличаются «пылкой романтической страстью» к завоеваниям, их дружина – благородством и верноподданническим духом, «чернь» иногда проявляет недовольство, поднимая мятежи, но в конечном итоге соглашается с мудростью благородных правителей и т.д., и т.п.

Между тем, предшествовавшее поколение историков под влиянием Шлёцера давно выработало идею критической истории, и среди современников Карамзина требования критики исторических источников, несмотря на отсутствие чёткой методологии, были общепризнанными. А следующее поколение уже выступило с требованием философской истории – с выявлением законов развития государства и общества, распознанием основных движущих сил и законов исторического процесса. Поэтому излишне «литературное» творение Карамзина сразу же было подвергнуто вполне обоснованной критике.

По представлению, прочно укоренившемуся в русской и зарубежной историографии XVII - XVIII веков, развитие исторического процесса находится в зависимости от развития монархической власти. Карамзин не отходит от этого представления ни на йоту: монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, которая была исправлена государственной мудростью московских князей - собирателей Руси. Вместе с тем, именно князьями исправлены были и её последствия - раздробление Руси и татарское иго.

Но прежде, чем упрекать Карамзина в том, что он ничего нового не внёс в развитие отечественной историографии, следует вспомнить, что автор «Истории государства Российского» вовсе не ставил перед собой задач философского осмысления исторического процесса или слепого подражания идеям западноевропейских романтиков (Ф. Гизо, Ф.Минье, Ж. Мешле), уже тогда заговоривших о «классовой борьбе» и «духе народа» как основной движущей силе истории. Исторической критикой Карамзин не интересовался вовсе, а «философское» направление в истории сознательно отрицал. Выводы исследователя из исторического материала, как и его субъективные измышления, кажутся Карамзину «метафизикой», которая не годится «для изображения действия и характера».

Таким образом, со своими своеобразными взглядами на задачи историка Карамзин, по большому счёту, остался вне господствующих течений русской и европейской историографии XIX и XX веков. Безусловно, он участвовал в её последовательном развитии, но лишь в виде объекта для постоянной критики и ярчайшего примера того, как историю писать не нужно.

Реакция современников

Современники Карамзина – читатели и поклонники – с восторгом приняли его новое «историческое» сочинение. Первые восемь томов «Истории государства Российского» были напечатаны в 1816-1817 годах и поступили в продажу в феврале 1818 года. Огромный для того времени трехтысячный тираж разошёлся за 25 дней. (И это несмотря на солидную цену – 50 рублей). Тут же потребовалось второе издание, которое было осуществлено в 1818-1819 годах И. В. Слёниным. В 1821 году был издан новый, девятый том, а в 1824 году следующие два. Автор не успел закончить двенадцатый том своего труда, который увидел свет в 1829 году, спустя почти три года после его смерти.

«Историей…» восхищались литературные друзья Карамзина и обширная публика читателей-неспециалистов, которые вдруг обнаружили, подобно графу Толстому-Американцу, что у их Отечества есть история. По словам А.С.Пушкина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка- Колумбом».

Либеральные интеллигентные кружки 1820-х годов находили «Историю…» Карамзина отсталой по общим взглядам и излишне тенденциозной:

Специалисты-исследователи, как уже было сказано, отнеслись к сочинению Карамзина именно как к сочинению, подчас даже принижая его историческое значение. Многим казалось чересчур рискованным само предприятие Карамзина – взяться писать столь обширный труд при тогдашнем состоянии российской исторической науки.

Уже при жизни Карамзина появились критические разборы его «Истории…», а вскоре после смерти автора сделаны были попытки определить общее значение этого труда в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение истины, вследствие патриотических, религиозных и политических увлечений Карамзина. Арцыбашев показал, в какой мере вредят написанию «истории» литературные приёмы историка-непрофессионала. Погодин подвел итог всем недостаткам «Истории», а Н.А. Полевой усмотрел общую причину этих недостатков в том, что «Карамзин есть писатель не нашего времени». Все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В противопоставление Карамзину, Полевой вскоре написал свою шеститомную «Историю русского народа», где полностью отдался во власть идей Гизо и прочих западноевропейских романтиков. Современники оценили этот труд как «недостойную пародию» на Карамзина, подвергнув автора довольно злобным, и не всегда заслуженным нападкам.

В 1830-х годах «История…» Карамзина становится знаменем официально «русского» направления. При содействии того же Погодина производится её научная реабилитация, вполне соответствующая духу «теории официальной народности» Уварова.

Во второй половине XIX века на основе «Истории…» была написана масса научно-популярных статей и других текстов, положенных в основу известных учебных и учебно-методических пособий. По мотивам исторических сюжетов Карамзина создано множество произведений для детей и юношества, целью которых долгие годы являлось воспитание патриотизма, верности гражданскому долгу, ответственности молодого поколения за судьбу своей Родины. Эта книга, на наш взгляд, сыграла решающую роль в формировании взглядов не одного поколения русских людей, оказав значительное влияние на основы патриотического воспитания молодёжи в конце XIX – начале XX веков.

14 декабря. Финал Карамзина.

Кончина императора Александра I и декабрьские события 1925 года глубоко потрясли Н.М. Карамзина и отрицательно сказались на его здоровье.

14 декабря 1825 года, получив известие о восстании, историк идёт на улицу: «Видел ужасные лица, слышал ужасные слова, камней пять-шесть упало к моим ногам».

Карамзин, конечно, расценивал выступление дворянства против своего государя как мятеж и тяжкое преступление. Но среди мятежников было столько знакомых: братья Муравьёвы, Николай Тургенев, Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер (он переводил «Историю» Карамзина на немецкий).

Через несколько дней Карамзин скажет о декабристах: «Заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века».

14 декабря, во время своих перемещений по Петербургу, Карамзин сильно простудился и заболел воспалением лёгких. В глазах современников он был еще одной жертвой этого дня: рухнуло его представление о мире, утеряна вера в будущее, а на престол взошёл новый царь, очень далёкий от идеального образа просвещённого монарха. Полубольной, Карамзин ежедневно бывал во дворце, где беседовал с императрицей Марией Фёдоровной, от воспоминаний о покойном государе Александре переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования.

Писать Карамзин больше не мог. XII том «Истории…» замер на междуцарствии 1611 - 1612 года. Последние слова последнего тома - о маленькой российской крепости: «Орешек не сдавался». Последнее, что реально успел сделать Карамзин весной 1826 года - вместе с Жуковским уговорил Николая I вернуть из ссылки Пушкина. Спустя несколько лет, император пытался передать поэту эстафету первого историографа России, но «солнце русской поэзии» в роль государственного идеолога и теоретика как-то не вписалось...

Весной 1826 года Н.М. Карамзин, по совету докторов, решил отправиться на лечение в Южную Францию или Италию. Николай I согласился спонсировать его поездку и любезно предоставил в распоряжение историографа фрегат императорского флота. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия. Он скончался 22 мая (3 июня)1826 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Николай Михайлович Карамзин (1766-1826)

А. Молинари.
Н. М. Карамзин в 1800-е годы.

КАРАМЗИН Николай Михайлович (01.12.1766-22.05.1826 гг.) - русский писатель, публицист, историк, журналист, критик, член Российской академии (1818 г.), почетный член Петербургской академии наук (1818 г.), действительный статский советник (1824 г.).

Н. М. Карамзин был сыном помещика симбирской губернии. Он учился в симбирском пансионе Фовеля, потом отправился в Москву, где в 1775-1781 гг. учился в пансионе профессора Московского университета И. М. Шадена. В Москве он сблизился с масонами (А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, Я. Ленцем), оказавшим влияние на его мировоззрение, был знаком с издателем Н. И. Новиковым. Через них Карамзин приобщился к английской классической литературе, произведениям французских просветителей. Переводческой и издательской деятельности.

В 1791-1792 гг. Н. М. Карамзин издавал «Московский журнал», ставший центром русского сентиментализма, там он впервые опубликовал повесть «Бедная Лиза»; в 1802-1803 гг. - литературно-политический журнал «Вестник Европы». В повести «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» показал неизбежность самодержавия и покорение вольного города.

В кон. 1790-х гг. обозначился интерес Карамзина к профессиональным занятиям историей. В 1803 г. Карамзин получил от Александра I поручение написать историю России и стал получать пенсион как государственный служащий.

Карамзин пересмотрел свои просветительские взгляды, порвал с масонством и стал одним из основоположников русского консерватизма. Выступал с критикой проектов государственных преобразований М. М. Сперанского.

В «Записке о древней и новой России» (1811 г.) Карамзин защищал незыблемость монархии как традиционного политического устройства России.

Карамзин ввел понятия монархии «единодержавной» и монархии «самодержавной». Манархией «единодержавной» он называл строй, где «монарх» выступал как глава удельных князей. Монархией «самодержавной» он считал политический строй, в котором отсутствуют уделы, а «монарх» пользуется неограниченной властью. Считал, что удельная система на Руси - феодальная и «сообразна с обстоятельствами и духом времени», и что она была свойственна всем странам Западной Европы. Образование единого Русского государства при Иване III Карамзин рассматривал как процесс подобный и единовременный процессу образования крупных централизованных государств в Западной Европе.

В 1816-1829 гг. был издан главный исторический труд Карамзина «История государства Российского». Эта многотомная работала вызвала огромный интерес в России, побудила российское образованное общество к углубленному изучению отечественной истории.

Исторические взгляды Карамзина исходят из понимания истории человечества как истории всемирного прогрессы, основы которого - борьба разума с заблуждениями, просвещения с невежеством. Карамзин считал, что решающую роль в истории играют великие люди и потому старался раскрыть мотивы действий исторических личностей. По его мнению, история призвана наставлять людей в их практической общественной деятельности.

При написании «Истории государства Российского» Карамзин использовал большое число документов, в том числе Троицкую, Лаврентьевскую, Ипатьевскую летописи, Двинские грамоты, Судебники, сказания иностранцев и др.

Школьная энциклопедия. Москва, «ОЛМА-ПРЕСС Образование». 2003 год.

Начальные «обоснования» норманнского происхождения русского государства навязали русской науке в XVII веке немецкие учёные, прибывшие на работу в нашу Академию наук, основанную в 1724 году Петром I. Математики, ботаники, физики сделали очень много для становления молодой русской науки, неоспоримы заслуги историка Г. Ф. Миллера, но тот же Г. Ф. Миллер, а также Г. З. Байер и особенно рьяно А. Л. Шлёцер выступили с измышлениями о неполноценности средневековых славян, русских. Шлёцер: «Русская история начинается от пришествия Рюрика… Дикие, грубые, рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев…» А вот что писал исторически недавно один норманист-чудовище: «Организация русского государственного образования не была результатом государственно-политических способностей славянства в России; напротив, это дивный пример того, как германский элемент проявляет в низшей расе своё умение создавать государство». Это Гитлер. «Mein Kampf» («Моя борьба). Или, например, такое о наших предках и нас с вами: «Этот низкопробный людской сброд, славяне сегодня столь же не способны поддерживать порядок , как не были способны много столетий назад, когда эти люди призывали варягов, когда они приглашали Рюриков», - вещал другой учредитель «нового порядка», Гиммлер… Два слова в цитате я выделил, потому что и в наши дни публикуются на Западе писания наёмных историков и политиканов, мечтающих навести свой новейший порядок на европейском Востоке.

Возвращая читателя в XVIII век, напоминаю, что против немцев-норманистов сразу же выступил М. В. Ломоносов. В XIX веке норманнскую теорию поддержал Н. М. Карамзин, исходя из монархических тенденций своей «Истории государства Российского», и М. П. Погодин, дошедший до такой крайности, как высказывание о германском происхождении «Русской правды» Ярослава Мудрого, а также А. Куник, датский филолог В. Томсен и некоторые другие. Всем им возражали в принципе и множестве частностей знаменитый русский историк С. М. Соловьёв, М. Т. Качановский, М. А. Максимович, Ю. И. Венелин, С. А. Гедеонов, Г. В. Васильевский, боролись с норманистами Д. И. Иловайский и Н. И. Костомаров - это было тогдашним главным полем научных сражений.

В. Чивилихин. «Память».

Вот основные черты Шлёцерова взгляда, которого держались Карамзин, Погодин, Соловьёв. До половины IX века, то есть до прихода Варягов, на обширном пространстве нашей равнины, от Новгорода до Киева по Днепру направо и налево, всё было дико и пусто, покрыто мраком: жили здесь люди, но без правления, подобно зверям и птицам, наполнявшим их леса. В эту обширную пустыню,заселённую бедными, разбросанно жившими дикарями, славянами и финнами, начатки гражданственности впервые были занесены пришельцами из Скандинавии, варягами, около половины IX века. Известная картина нравов, как её нарисовал составитель Повести о начале Русской земли,по-видимому оправдывала этот взгляд. Здесь читаем, что восточные славяне до принятия христианства жили «зверинским образом, скотски» в лесах, как все звери, убивали друг друга, ели всё нечистое, жили уединёнными, разбросанными и враждебными один другому родами: «живяха кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо рожом своим». Итак, нашу историю следует начинать не раньше половины IX века изображением тех первичных исторических процессов,которыми везде начиналось человеческое общежитие, картина выхода из дикого состояния.

Василий Ключевский. «Русская история». Москва, «Эксмо». 2005 год.

Д. Б. Дамон Ортолани.
«Портрет Н. М. Карамзина».

Голландец Стрейс писал, что эта московская церковь [храм Василия Блаженного] «прекраснее всех прочих… я не видывал ничего ей подобного, ни равного». Француз Дарленкур: «Как изобразить это здание, самое непостижимое и чудное, какое только может произвести воображение человека!». Немец Блазиус: «Все путешественники прямо или не прямо, но в один голос заявляют, что церковь производит впечатление изумительное, поражающее «европейскую мысль»…А вот большая часть образованнейших наших соотечественников нескольких поколений усматривали образцы архитектурного совершенства лишь в классицизме, готике, барокко, рококо и попросту не замечали величия, разнообразия, красоты и самобытности национального русского зодчества, считая его варварским. Н. В. Гоголь в знаменитой своей статье «Об архитектуре нынешнего времени» (1831) превыше всего ставит средневековую европейскую готику - «явление такое, какого ещё никогда не производил вкус и воображение человека», говорит о классической греческой, римской, византийской, египетской, индийской, арабской, китайской, фламандской, итальянской архитектуре, но ни слова о русской, будто её не существовало, а Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского комплиментарно отнёс Василия Блаженного к готической архитектуре!

Ф. Кюнель.
«Н. Карамзин».

В феврале 1816 года Карамзин, официальный придворный историограф, приезжает в Петербург, чтобы представить царю восемь томов своей «Истории государства Российского». Несмотря на неоднократные просьбы, он не может добиться аудиенции. После десяти недель тщетного ожидания ему передают слова Аракчеева: «Карамзин, видно, не хочет моего знакомства». Историк понимает: на аудиенцию у государя нужно позволение сторожевого пса, охраняющего вход. Он наносит визит Аракчееву. Тот заявляет ему: «Учителем моим был дьячок: мудрено ли, что я мало знаю? Мое дело исполнять волю государеву. Если бы я был моложе, то стал бы у вас учиться: теперь уже поздно». На следующий день государь принимает Карамзина, жалует ему на печатание его труда 60 тысяч рублей, а также чин статского советника и орден Св. Андрея Первозванного.

Анри Труайя. «Александр I . Северный сфинкс».

Василий Андреевич Тропинин.
«Портрет Н. М. Карамзина.»
1818.

Из статей А. Г. Грумм-Гржимайло узнал и об интересном письме декабриста [Александра Корниловича] брату Михаилу от 24 июня 1832 года. Оно было написано в крепости, но узнику, очевидно, было позволено встречаться с людьми, нужными ему для его исторических занятий. «Знаешь, я думаю, что Карамзин решил кончить свою историю XII веком. Я всячески уговаривал продолжить её по крайней мере до воцарения Петра, но он на все мои убеждения отвечает одно: «Там писать нечего»…»

Владимир Чивилихин. «Память». Москва, «Современник». 1985 год.

А. Флоров. С оригинала В. А. Тропинина.
«Николай Михайлович Карамзин».
1815.

«История народа принадлежит царю», - писал Карамзин, посвящая свой труд Александру I. «История принадлежит народам», - отвечал Никита Муравьёв.

Илья Фейнберг.» Читая тетради Пушкина». Москва, «Советский писатель». 1985 год.

Высокого роста, благообразный, милый и важный старик, с полуседыми волосами, зачесанными на верх плешивой головы, с продолговатым, тонким и бледным лицом, с двумя болезненными морщинами около рта - в них меланхолия и чувствительность, - весь тихий, тишайший, осенний, вечерний, - Николай Михайлович Карамзин, стоя у камина, грелся. Все эти дни был болен. «Нервы мои в сильном трепетании. Слабею как младенец от всего», - жаловался. Поражен был смертью государя, как смертью Друга, брата любимого; и еще больше - равнодушием всех к этой смерти. «Все думают только о себе, а о России - никто». Все оскорбляло его, мучило, ранило; хотелось плакать без всякой причины. Чувствовал себя старою - Бедною Лизою».

Николай поручил ему составить манифест о своем восшествии на престол. Составил, но не угодил. «Да благоденствует Россия мирною свободою гражданскою и спокойствием сердец невинных», - эти слова не понравились; велели переделать. Переделал - опять не понравилось. Манифест поручили Сперанскому.

Г. Гиппиус.
«Н. М. Карамзин».
1822.

Привычно пользуясь в научном и повседневном обиходе такими словами, как влияние, переворот, сосредоточить, занимательно, промышленность, оттенок, потребность , большинство из нас, вероятно, даже не подозревает, что все эти слова были некогда неологизмами, введёнными в нашу речь Н. Карамзиным.

«Техника - молодежи» №10 1976 год.

Вяземский писал о нем: «Сперва попыткою искусства на новый лад настроив речь, успел он мысль свою и чувство прозрачной прелестью облечь. Россия речью сей пленилась и с новой грамотой в руке читать и мыслить приучилась на Карамзинском языке… Снял с речи тяжкие оковы и слову русскому дал ход…»

От этих оков он не сразу освободился. В 1793 году Карамзин еще считал большой вольностью употреблять в стихах слово «пичужка». Слово «парень» казалось ему отвратительным, недопустимым, вызывало представление «о дебелом мужике, который чешется неблагопристойным образом».

Неизвестный художник.
«Н. М. Карамзин».
Конец XIX - начало ХХ века.

«Пятьдесят лет спустя Забелин вспоминал, КАК ЕГО ПОРАЗИЛО ТО, ЧТО ТЫСЯЧИ ДОКУМЕНТОВ XVI-XVII ВЕКОВ, ЛЕЖАВШИХ В КРЕМЛЕВСКОМ ХРАНИЛИЩЕ, НЕ БЫЛИ ИСПОЛЬЗОВАНЫ В ДВЕНАДЦАТИТОМНОЙ "ИСТОРИИ" КАРАМЗИНА».

Как теперь нам становится ясно, нет ничего удивительного в игнорировании Н. М. Карамзиным всех этих материалов. Он писал не подлинную историю Руси, а лишь аккуратно исполнял тенденциозный заказ Романовых. В котором, скорее всего, было четко указано - что и как надо описывать. На что и как ссылаться. А на что не обращать внимания, умолчать. Как мы видим, на уцелевшие остатки огромных архивов Московского Кремля Н. М. Карамзину, по-видимому, ссылаться не рекомендовали. Дескать, и без них напишешь все, что нужно и как нужно. Даром что ли мы платим тебе по 50 тысяч рублей в год? Напомним, о чем идет речь: «"По пятидесяти тысяч рублей в год, с тем, чтобы сумма эта, обращаемая ему (Н. М. Карамзину - Авт.) в пенсион, была после него производима сполна его жене и по смерти ее также сполна детям сыновьям до вступления всех их в службу, а дочерям до замужества последней из них" (Старчевский А. "Н. М. Карамзин", СПб, 1916, с. 264). Эта ГРОМАДНАЯ СУММА, как видим, являлась не разовым пособием для поездки на лечение в Италию, а постоянной пенсией Карамзину и его семье»…

Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко. «Царь славян».

Алексей Гаврилович Венецианов.
«Н. М. Карамзин».
1828.

Гр. Каподистрия острил, что Карамзин каждый год производит на свет один том истории и одного младенца.

Ариадна Тыркова-Вильямс. «Жизнь Пушкина». Том первый. 1799-1824.

Когда, в феврале 1818 года, вышли первые восемь томов Истории, Пушкин, вместе со всей читающей Россией, пережил их появление как событие. Еще никогда не имела русская книга такого всеобщего, такого ошеломляющего успеха. В Петербурге в несколько дней разошлось 1800 экземпляров, стоимостью по 50 рублей. «Я не дивлюсь, что в Москве и в Иркутске разошлось почти равное количество экземпляров, - с легкой иронией писал Карамзин жене, - моя история в 25 дней скончалась» (11 марта 1818 г.).

Есть отрывок автобиографии Пушкина, где он рассказывает, как в феврале 1818 года он выздоравливал после гнилой горячки. В это время вышла «История государства Российского». «Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги… наделало много шуму и произвело сильное впечатление. 3000 экземпляров разошлось в один месяц… - пример единственный на нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать Историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили».

Ариадна Тыркова-Вильямс. «Жизнь Пушкина». Том первый. 1799-1824.

В послании к Жуковскому Пушкин в очень торжественных словах дает характеристику Карамзину.

Сокрытого в веках священный судия,
Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимый
И бледной зависти предмет неколебимый
Приветливым меня вниманьем ободрил.

Ариадна Тыркова-Вильямс. «Жизнь Пушкина». Том первый. 1799-1824.

Пушкин замечает: «Мне приписали одну из лучших русских эпиграмм», подразумевая, вероятно, известную эпиграмму на Карамзина.

В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.

…И даже наиболее резкая из эпиграмм, вызванных появлением «Истории» Карамзина признавала:

Решившись хамом стать пред самовластья урной,
Он нам старался доказать,
Что можно думать очень дурно
И очень хорошо писать.

Илья Фейнберг. «Читая тетради Пушкина». Москва, «Советский писатель». 1985 год.

Карамзин знал, что у него много недоброжелателей, но говорил: «Мщения не люблю, довольствуюсь презрением и то невольным».

Этот якобинец был горячий патриот, преданный Престолу и Отечеству, лично привязанный к Александру, который ему отвечал если не дружбой, то неизменным благоволеньем, с оттенком кокетства. В своеобразный роман между крупным русским писателем и Царем зловеще вкралось третье лицо - Аракчеев. Как мог Александр одновременно отличать своим доверием таких не сходных людей, понять трудно. Но, чтобы попасть к Царю, Карамзину пришлось пройти через приемную Аракчеева.

Царь был к нему постоянно ласков, внимателен до мелочей. Собственноручной запиской извещал он Карамзиных, что им пора перебираться к нему в гости, так как «в Царском Селе сухо и чисто в саду, а в Китайском его жилье тепло и прибрано». Тут сказалась приветливость хозяина, у которого в поместье годами гостит историограф со всей семьей. Бывая в Царском Селе, Царь вел с Карамзиным долгие беседы о самых важных государственных делах, выслушивал его подчас горячую критику, сам читал его рукописи, делал свои замечания.

Они подолгу вместе гуляли в «Зеленом кабинете», как прозвал Царь любимую свою аллею в парке. Спугивая шумную компанию арзамасцев, Царь запросто приходил в гости к Карамзиным. «Заглянул даже в мой кабинет, то есть в нашу спальню; подивился тесноте и беспорядку».

Об этой рабочей спальне Вяземский рассказывает: «Трудно было понять, как могла в ней уместиться История Государства Российского! Все, даже пол, был завален рукописями и книгами, но Карамзин чутьем знал, где у него что лежит».

При всей преданности, при всем гипнозе, исходившем от обворожительного Александра, его ученый друг сохранял независимость не только личную, но и во взглядах. Они расходились в существенных политических вопросах, да и мистического настроения Царя Карамзин не разделял.

Ариадна Тыркова-Вильямс. «Жизнь Пушкина». Том первый. 1799-1824.

Записки князя Валерьяна Михайловича Голицына. Сентября 12. Николай Михайлович Карамзин - мой сосед по Китайскому домику. Мы с ним знакомцы давние: встречались у Олениных и Вяземских. Дядюшка поручил меня заботам Катерины Андреевны Карамзиной; она ко мне добра; Николай Михайлович тоже: знает, конечно, и он о государевой милости; намекает на камергерство мое в скором будущем.

Милый старик - весь тихий, тишайший, осенний, вечерний. Высокого роста; полуседые волосы на верх плешивой головы зачесаны; лицо продолговатое, тонкое, бледное; около рта две морщины глубокие: в них - «Бедная Лиза» - меланхолия и чувствительность. Смеяться не умеет: как маленькие дети, странно и жалобно всхлипывает; зато улыбка всегдашняя, - скромная, старинно-любезная, - так теперь уже никто не улыбается. Орденская звезда на длиннополой бекеше, тоже старинной; и пахнет от него по-старинному, табачком нюхательным да цветом чайного деревца. Тихий голос, как шелест осенних листьев.

Сентября 18. Жизнь Карамзина единообразна, как маятника ход в старинных часах английских. Утром работа над XII томом «Истории Государства Российского». «В хорошие часы мои, - говорит, - описываю ужасы Иоанна Грозного». Потом - прогулка пешком или верхом, даже в самую дурную погоду: «После такой прогулки, - говорит, - лучше чувствуешь приятность теплой комнаты». Обед непременно с любимым рисовым блюдом. Трубка табаку, не больше одной в день. Нюхательный французский - всегда у Дазера покупается, а чай с Макарьевской ярмарки выписывается, каждый год по цибику. На ужин - два печеных яблока и старого портвейна рюмочка.

Катерина Андреевна еще не старая женщина: прекрасна, холодна и бела, как снежная статуя, настоящая муза важного историографа. Когда благонравные детки собираются вокруг маменьки вечером, за круглым чайным столом, под уютною лампою, и она крестит их перед сном: «bonne nuit, papa! bonne nuit, maman!» - залюбоваться можно, как на картинку Грезову. Потом жена или старшая дочь читает вслух усыпительные романы госпожи Сюзá. Николай Михайлович садится спиной к лампе, сберегая зрение, и в чувствительных местах плачет. А ровно в десять, с последним ударом часов, все отходят ко сну.

Лета и характер, - говорит, - склоняют меня к тихой жизни семейственной: день за день, нынче как вчера. Усердно благодарю Бога за всякий спокойный день.

Ваше превосходительство, - говорю, - вы мастер жить!

А он улыбается тихой улыбкой.

Счастье, - говорит, - есть отсутствие зол, а мудрость житейская - наслаждаться всякий день, чем Бог послал. В тихих удовольствиях жизни успокоенной, единообразной хотел бы я сказать солнцу: «остановись!» Теперь главное мое желание - не желать ничего, ничего. Творца молю, чтоб Он без всяких прибавлений оставил все, как есть…

Может быть, он и прав, а только все мне кажется, что мы с ним давно уже умерли и в царстве мертвых о жизни беседуем.

Сентября 19. Золотая осень кончилась. Дождь, слякоть, холод. Осенний Борей шумит в оголенных ветвях, срывает и гонит последний желтый лист.

У Катерины Андреевны флюс; у Андрюши горло подвязано; у маленькой кашель - не дай Бог, коклюш. Николай Михайлович на ревматизмы жалуется, брюзжит:

Повара хорошего купить нельзя, продают одних несносных пьяниц и воров. Отослал намедни Тимошку в полицию для наказания розгами и велел отдать в рекруты.

Я молчу. Он знает, что я решил отпустить на волю крестьян, и не одобряет, хочет наставить меня на путь истины.

Не знаю, - говорит, - дойдут ли люди до свободы гражданской, но знаю, что путь дальний и дорога не гладкая.

Я все молчу, а он смотрит на меня исподлобья, нюхает табак и тяжело вздыхает.

Бог видит, люблю ли человечество и народ русский, но для истинного благополучия крестьян желаю единственно того, чтобы имели они добрых господ и средства к просвещению.

Встал, подошел к столу, отыскал письмо к своим крестьянам в нижегородское имение Бортное и, как будто для совета с Катериной Андреевной, а на самом деле для моего наставления, прочел:

- «Я - ваш отец и судия; я вас всех люблю, как детей своих, и отвечаю за вас Богу. Мое дело знать, что справедливо и полезно. Пустыми просьбами не докучайте мне, живите смирно, слушайте бурмистра, платите оброки, а если будете буянствовать, то буду просить содействия военного генерал-губернатора, дабы строгими мерами принудить вас к платежу исправному».

И в заключение приказ: «Буянов, если не уймутся, высечь розгами».

А вечером над романом госпожи Сюзá опять будет плакать.

Сентября 20. Хвалит Аракчеева:

Человек государственный, - заменить его другим не легко. Больше лиц, нежели голов, а душ еще меньше.

Бранит Пушкина:

Талант, действительно, прекрасный; жаль, что нет мира в душе, а в голове ни малейшего благоразумия. Ежели не исправится, - будет чертом еще до отбытия своего в ад.

Октября 10. Опротивел мне Китайский домик. Иногда хочется бежать куда глаза глядят от этого милого старика, от любезной улыбки его и прилизанных височков, от белоснежной Катерины Андреевны и благонравных деток, от черешневой трубки (не больше одной трубки в день) и макарьевских цибиков чая, от слезливых романов госпожи Сюзá и писем бурмистру о розгах, и двенадцати томов «Истории», в коих он —

Доказывает нам без всякого пристрастья
Необходимость самовластья
И прелести кнута.

Николай Михайлович, кажется, знает, что я - член Тайного Общества, и душу у меня выматывает разговорами о политике.

Основание гражданских обществ неизменно: можете низ поставить наверху, но будет всегда низ и верх, воля и неволя, богатство и бедность, удовольствие и страдание. Не так ли?

Я соглашаюсь, а он продолжает:

Я хвалю самодержавие, а не либеральные идеи, то есть хвалю печи зимою в северном климате. Свободу нам дает не государь, не парламент, а каждый из нас самому себе с помощью Божьей. Я презираю либералистов нынешних и люблю только ту свободу, которую никакой тиран у меня не может отнять…

Я опять соглашаюсь, а он опять продолжает:

Пусть молодежь ярится; мы, старики, улыбаемся: будет чему быть - и все к лучшему, когда есть Бог. Моя политика - религия. Не зная для чего, знаю, что все должно быть, как есть…

А я молчу, молчу, - мне все равно, только бы отпустил душу на покаяние.

Но иногда кажется, что этот старик, милый, умный, добрый, честный, опаснее самых отъявленных злодеев и разбойников. Если погибнет Россия, то не от глада, труса и мора, а от этой тишайшей мудрости: все должно быть, как есть.

Октября 13. Николай Михайлович любит жить на даче до первого снега. Вот и дождались: сегодня зареяли белые мухи, а к вечеру повалил снег хлопьями и на черную землю опустился белым саваном. Все звуки заглохли, как под мягкою подушкою; только откуда-то далекий-далекий, точно похоронный, доносится колокол.

Дмитрий Мережковский. «Царство Зверя. Александр Первый».