», вышедшем в издательстве Сретенского монастыря, предпринята попытка собрать самые яркие и наиболее значимые мысли Федора Михайловича Достоевского, вложенные им в уста своих героев или же высказанные им самим в многочисленных статьях и заметках. Это мысли, касающиеся главных тем, волновавших писателя всю его творческую жизнь: вера и Бог, человек и его жизнь, творчество, современность, нравственность, любовь и, конечно же, Россия.

Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.

(Письма. XXVIII/I. С. 63)

Человек не из одного какого-нибудь побуждения состоит, человек - целый мир, было бы только основное побуждение в нем благородно.

(Дневник писателя. XXV. С. 170)

…Мне кажется, мы такие разные люди на вид… по многим обстоятельствам, что у нас, пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я в эту последнюю идею сам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…

(Идиот. VIII. С. 24)

Никто не может быть чем-нибудь или достигнуть чего-нибудь, не быв сначала самим собою.

(Записная тетрадь. XX. С. 176)

…Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются.

(Идиот. VIII. С. 402)

Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит на вопрос Фауста: «Кто он такой» - «Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро». Увы! Человек мог бы сказать о себе совершенно обратное: «Я часть той части целого, которая вечно хочет, жаждет, алчет добра, а в результате его деяний - одно лишь злое».

(Записная тетрадь. XXIV. С. 287–288)

Достоевский Ф. М. Золотые цитаты: Сборник / сост. Д. А. Кузнецов; ассист. сост. М. А. Курчина. - М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2017. - 128 с.

Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! Это и не у нас одних, а на всем свете так, всегда и с начала веков, во времена переходные, во времена потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шатости в основных общественных убеждениях. Но у нас это более чем где-нибудь возможно, и именно в наше время, и эта черта есть самая болезненная и грустная черта нашего теперешнего времени. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, - вот в чем наша современная беда!

(Дневник писателя. XXI. С. 131)

Всем хочется казаться благородными. Делать подлость с благородством.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 98)

…В наш век негодяй, опровергающий благородного, - всегда сильнее, ибо имеет вид достоинства, почерпаемого в здравом смысле, а благородный, походя на идеалиста, имеет вид шута.

(Дневник писателя. XXV. С. 54)

…Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть величайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы.

(Подросток. XIII. С. 49)

Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Hо есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится.

(Записки из подполья. V. С. 122)

Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке.

(Записки из мертвого дома. IV. С. 155)

Во всяком человеке, конечно, таится зверь, - зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 220)

В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 217)

С невозможным человеком и отношения принимают иногда характер невозможный, и фразы вылетают подчас невозможные.

(Дневник писателя. XXIII. С. 17)

Ограниченному «обыкновенному» человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.

(Идиот. VIII. С. 384)

Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится.

(Бесы. X. С. 12)

Есть такие характеры, которые очень любят считать себя обиженными и угнетенными, жаловаться на это вслух или утешать себя втихомолку, поклоняясь своему непризнанному величию.

(Неточка Незванова. II. С. 157)

Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение.

(Записки из мертвого дома. IV. С. 10)

У честных - врагов бывает всегда больше, чем у бесчестных.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 230)

Узнал я, что не только жить подлецом невозможно, но и умирать подлецом невозможно… Нет, господа, умирать надо честно!..

(Братья Карамазовы. XIV. С. 445)

Нет ничего в мире труднее прямодушия, и нет ничего легче лести. Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним - скандал.

(Преступление и наказание. VI. С. 366)

Всякий поступает по совести, а порядочный человек по совести и рассчитывает.

(Письма. XXVIII. С. 228)

…Всегда должна быть мерка порядочности, которую мы должны уважать, даже если и не хотим быть порядочными.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 85)

…Кто так легко склонен терять уважение к другим, тот прежде всего не уважает себя.

(Дневник писателя. XXV. С. 16)

…Если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеями, а высмотрите лучше его, когда он смеется. Хорошо смеется человек - значит хороший человек. Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех - это веселость, а где в людях в наш век веселость, и умеют ли люди веселиться? <…> Веселость человека - это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони. Только с самым высшим и с самым счастливым развитием человек умеет веселиться сообщительно, то есть неотразимо и добродушно.

(Подросток. XIII. С. 285)

Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус.

(Идиот. VIII. С. 293)

Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек. Иной, по-видимому, о том и не думает, а все-таки эти воспоминания бессознательно да сохраняет. Воспоминания эти могут быть даже тяжелые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души.

(Дневник писателя. XXV. С. 172–173)

Я вам скажу, что такое розга. Розга в семействе есть продукт лени родительской, неизбежный результат этой лени. Все, что можно бы сделать трудом и любовью, неустанной работой над детьми и с детьми, все, чего можно бы было достигнуть рассудком, разъяснением, внушением, терпением, воспитанием и примером, - всего того слабые, ленивые, но нетерпеливые отцы полагают всего чаще достигнуть розгой: «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а заставлю». Каков же результат выходит? Ребенок хитрый, скрытный непременно покорится и обманет вас, и розга ваша не исправит, а только развратит его. Ребенка слабого, трусливого и сердцем нежного - вы забьете. Наконец, ребенка доброго, простодушного, с сердцем прямым и открытым - вы сначала измучаете, а потом ожесточите и потеряете его сердце.

(Дневник писателя. XXV. С. 190)

Ребенку можно все говорить, - все; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. <…> Через детей душа лечится…

(Идиот. VIII. С. 58)

…Я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей? <…> А я объявляю, что Шекспир и Рафаэль - выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почти всего человечества, ибо они уже плод, настоящий плод всего человечества и, может быть, высший плод, какой только может быть! Форма красоты уже достигнутая, без достижения которой я, может, и жить-то не соглашусь… О Боже!

(Бесы. X. С. 372–373)

Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтут тех, коих замучили.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 292)

Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся…

(Преступление и наказание. VI. С. 6)

…Жизнь - целое искусство, жить - значит сделать художественное произведение из самого себя…

(Петербургская летопись. XVIII. С. 13)

Ф.М.Достоевского (1821-1881) невозможно уложить ни в какую философскую концепцию о человеке, жизни и мире, в том числе и в христианскую догматику. Достоевский, как и Толстой, не был ни с кем: ни с «передовым» Западом, которо­му он, как и Ницше, предсказывал деградацию, ни с русской православной церковью. Его знаменитая пушкинская речь может быть истолкована и как отчаянная попытка уверовать во Христа, и как триумф веры.

Место, которое занимает Достоевский в истории мировой культуры, по-разному оценивается исследователями его твор­чества:

Заступник «униженных и оскорбленных» (Н.А.Добролю-

Пророк русской революции (Дм.С.Мережковский);

Больная совесть русского народа (М. Горький);

Жертва эдипова комплекса(3. Фрейд);

-*- догматик и православный иезуит (Т.Масарик, 1850- ; к 1937 - чешский философ, культуролог, политик);

Аналитик человеческой свободы (Н.А.Бердяев).

Герой Достоевского - не идея как таковая, а «тайна и загад­ка человека», как он сам пишет брату Михаилу (8 августа 1839 г.), в этой действительности. Он исследует проблему человечес­кого сознания, его социальной детерминированности и ирраци­ональности, корни которой в еще не познанных глубинах созна­ния, факторах природного космоса, влияющих на него.

Что такое философия у Достоевского? В письме к брату (1838 г.) он отвечает: «Философия есть тоже поэзия, только высший градус ее». Интуиция Достоевского сформулировала то, к чему пришла философия XX века. Философия, стремясь выразить себя, традиционно избирала формы научного языка, научных систем. Но неразложимая целостность человека требует адек­ватной формы воплощения, т.е. образного строя мышления. Ро­маны Достоевского - одновременно философские трактаты, требующие философской интерпретации. Все, что пишет Дос­тоевский, касается только человека в его устремлениях и тай­ных движениях души, оттого его произведения задевают каж­дого, оказываясь «картой» его собственной жизни.

Достоевский уловил сущность аналитического, все разъе­дающего духа цинизма, расчета, эгоизма, перерастающих в человеческое равнодушие. На основе изучения творчества До­стоевского можно прийти к совершенно противоположным выводам: можно говорить о нем как о летописце конфликтов своего времени, как о художнике, обращенном к социологи­ческим проблемам. С тем же успехом можно нарисовать образ философа, углубленного в проблемы сущности человека вне времени и пространства; человека, измученного перипетиями собственной жизни, и мыслителя, обращенного к глубинам индивидуального сознания; реалиста-писателя - и экзистен­циального философа, погруженного в страдание. На протяже­нии многих лет внимание Достоевского приковано к одной теме - антиномиям свободы и механизмам ее самоуничтоже­ния; он постоянно реконструирует жизненный путь человека, многих людей, сделавших индивидуализм своей религией.

Его «Преступление и наказание» (1866) - история идеи исключительной личности, преодолевающей все нравственные преграды как «глупые предрассудки» человечности; идеи «из­бранных», которые распоряжаются по своему усмотрению инертным человеческим материалом; идеи «цезаризма», «сверхчеловека». Так прочел роман Ф.Ницше, и это повлияло на его «Заратустру».

Но Раскольников не так однозначен. Достоевский далек от утверждения торжества личности с ее неограниченной жаж­дой власти. Ему интересно показать человека «на изломе», показать, не как формируется, но - как проявляется человек в экстремальных ситуациях.

«Идиот» (1868) по сути есть открытие многомерности со­знания. У человека не одна, а несколько идей, обуславлива­ющих его судьбу. Человек не есть факт, он скорее «Протей»:

в каждый момент времени, раздваиваясь, он переходит в свою противоположность. Сознание не есть некая стабильная це­лостность, но - взаимоисключающее целое. Человек есть без­граничная широта собственных мыслей, побуждений. Имен­но это обстоятельство делает само существование зыбким и нестабильным. Кем является Мышкин - жертвой или пала­чом? Его желание сеять покой и мир приводит к полному оп­равданию подлости, к терзаниям близких, любящих, к нака­лу страстей, сеет вражду. Все крайне осложняется и тем, что в абсурдном мире идиот кажется нормой, а простая челове­ческая нормальность - идиотизмом. Так появляется идея «абсурдного человека».

Убедившись, что в мире «умственных игр», опутывающих жизнь и диктующих ей свою логику, существование абсурд­но, отчаявшийся человек приходит к самоубийству. Эта идея нашла воплощение в образе Кириллова, героя «Бесов» (1871- 1872). Речь идет не о мщении, а о самоубийстве как личном бунте и единственно возможном акте свободы: «Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою». К логике смерти, логике самоубийцы им прибавляется необы­чайное личностное притязание: он хочет убить себя, чтобы стать богом. Кириллов чувствует, что бог необходим, а пото­му - Он должен быть. Но он знает, что Его нет и быть не мо­жет. Как считает А. Камю, рассуждение Кириллова класси­чески ясное: «Если бога нет, Кириллов - бог. Если бога нет, Кириллов должен убить себя, чтобы стать богом. Следователь­но, Кириллов должен убить себя, чтобы стать богом »". Но в чем смысл этого низведенного на землю божества? «Я, - говорит Кириллов, - три года искал атрибут божества моего и нашел:" атрибут божества моего - Своеволие!» Теперь понятен смысл предпосылки Кириллова: «Если бога нет, то я бог». Стать богом - значит стать свободным, не служить никому. Если бога нет - все зависит от нас самих, значит, мы - боги.

Но зачем самоубийство, если все так понятно? Ответ доста­точно прост: если осознал свое человекобожие, ты «будешь жить в самой главной славе». Но люди-то не поймут твое «если» и будут жить, как и раньше, «слепыми надеждами» на бога. Поэтому Кириллов «педагогически» приносит себя в жертву. Главное - переступить черту. Он убежден, что нет по­смертного будущего, отсюда - «тоска и своеволие». Но с его смертью земля осветится человеческой славой. Не отчаяние, а любовь к себе и другим движет им. К какому выводу прихо­дит сам Достоевский? «Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, гни­лее, а потеря высшего смысла жизни (ощущаемая хотя бы лишь в виде самой бессознательной тоски) несомненно ведет за собой самоубийство» 1 .

Совершенно иной круг вопросов в этом романе связан с про­блемой общественных течений, появляющихся время от вре­мени в истории и предлагающих свои методы решения взаи­моотношений человека и общества, их взаимного «осчастливливания». Достоевский не приемлет революцию за ее «бесовство», нигилизм, за которыми скрываются если не ум­ственная ограниченность, то жажда власти для одних, мода для других. О «голом нигилизме» Достоевский говорит в 1873 г.: «Прежде, например, слова: «Я ничего не понимаю», означали только глупость произносившего их; теперь же при­носят всякую честь. Стоит лишь произнести с открытым ви­дом и с гордостью: «Я не понимаю религии, и ничего не пони­маю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве» - и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы в самом деле ничего не понимаете». «Голые нигилисты» особенно любят обличать то, о чем они не имеют представления. Именно их словами говорит у Достоевского детский нигилист Коля Красоткин в «Братьях Карамазовых»:

«Согласитесь, что медицина подлость, Карамазов».

«Бесовство», по Достоевскому, начинается с безобидного вроде бы конформизма: «Умалчивая о своих убеждениях, они охотно и с яростью будут поддакивать тому, чему просто не верят, над чем втихомолку смеются - и все это из-за того только, что оно в моде, в ходу, установлено столпами, авторитета­ми. А как можно пойти против авторитетов!» Взгляды конфор­миста меняются в зависимости от смены авторитетов. У пред­ставителей голого нигилизма есть лишь одно убеждение, что не может быть вообще никакого собственного убеждения.

«Бесовство» гнездится там, где нет христианских критериев для различия добра и зла, где «потерявшие нитку» люди пере­страиваются и действуют в зависимости от прихотливости нату­ры, невнятных «прогрессивных» убеждений, общественного мнения, меняющихся обстоятельств. «Слушайте, - оглашает заговорщикам свои проницательные расчеты Петр Верховенс-кий, - я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущение, наши... Прокурор, трепе­щущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Адми­нистраторы, литераторы, о, наших много, и сами того не знают». К «нашим» относятся и «хохотуны заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностью своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять шпагу и улизнуть в писаря на же­лезную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты, развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинари­сты, женщины, изображающие собою женский вопрос...».

Осознавая трагическую оторванность от высших ценностей людей, заблудившихся в тупиках своего времени (утопиях, не­осмысленных подражаниях, насильственных переменах), Вер-ховенский-старший перед самой смертью открывает бесспорную для себя и для Достоевского, остающуюся всегда верной исти­ну: «Весь закон бытия человечества лишь в том, чтобы человек всегда мог преклониться перед безмерно великим. Если лишить людей безмерно великого, то не станут они жить и умрут в отча­янии. Безмерное и бесконечное так же необходимо человеку, как и та малая планета, на которой он обитает ».

«Братья Карамазовы» (1879-1880) - последнее слово пи­сателя, вывод и венец творчества, где подняты все те же воп­росы судьбы человека: утраты и обретения смысла жизни, веры и неверия, его свободы, страха, тоски и страдания. Роман с почти детективной интригой становится самым философским романом Достоевского. Произведение представляет собой син­тез сокровеннейших ценностей духовной истории Европы, поэтому оно является своеобразным трактатом по философии культуры. Евангелие и Шекспир, Гете и Пушкин - цитаты из них конкретизируют ту «божественную» гармонию, на ко­торую в полемике «за» и «против» ссылаются главные герои. Их духовная жизнь неизмеримо сложней, чем возможные объяснения; хотя сами герои также пытаются понять себя и остальных, истина так и остается до конца невыясненной - в этом свидетельство и признание бесконечного богатства суще­ствующего мира человека.

Проблема Карамазова может быть сформулирована в виде вопросов: 1. Должен ли я жить для целей, лежащих вне круга моих интересов, или только для чисто личных целей? 2. Если счастье будущих поколений покупается несчастьем настояще­го, то какова нравственная цена прогресса? 3. Стоит ли буду­щее счастье человечества жертв с моей стороны, не превраща­емся ли мы в кариатиды, поддерживающие балкон, на котором танцевать будут другие?

Вопрос, который задает Иван: «быть или не быть», стоит ли жить вообще, а если жить - для себя или для других? - ставит всякая мыслящая личность. Карамазов не думает, что следовало жить для других, потому что прогресс человечества вещь сомнительная, да и не может считаться вознаграждени­ем за муки невинных страдальцев. Но он думает, что можно жить «для клейких листочков и голубого неба». Главное в че­ловеке Достоевского - привязанность к жизни (в отрицатель­ном смысле это также руководило Кирилловым). Жажда жиз­ни - изначальное и основное. Лучше всего это выразил И.Карамазов: «Порази меня хоть все ужасы человеческого ра­зочарования - а я все-таки захочу жить, и уж как припал бы к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь не выпью!.. Жить хочется, и я живу, хотя бы вопреки логике...Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь...». Но и любя жизнь «больше, чем смысл ее», человек не согласен жить без смысла. У него хватает силы во имя принципа, своего «верую», лишить себя драгоценной жизни.

Разгадывая «тайну и загадку» человека, Достоевский уви­дел, что человек - это такая «широта», где все противоречия сошлись и не просто борются, но в каждый момент времени рождают все новые его проявления.

Из жажды жизни берет начало крайний индивидуализм. Стремясь сохранить себя, человек отгораживается от мира и честно говорит: «Когда б меня спросили, провалиться миру или мне пить чаю, я бы ответил - пусть мир провалится, по мне лишь бы всегда пить чай». Однако вопреки инстинкту себя­любия, погрязший во грехе человек Достоевского жаждет бли­зости с другим, протягивает ему руку. Осознание собственной нестабильности, слабость заставляет его искать встречи с дру­гим человеком, рождает потребность идеала. Душа человека не только болеет всеми пороками мира, но и приносит себя в жертву за других. Способность к самопожертвованию есть высшее проявление ценности человеческого в обездушенном мире. Таким образом, формула Достоевского «широк человек» означает, что кантовский «чистый», разум годится для ула­живания взаимодействий человека с миром только в теории, но не годится в качестве механизма регуляции реальных че­ловеческих взаимоотношений.

Синтезом религиозно-философского видения является не­большая главка «Великий Инквизитор» в романе «Братья Ка­рамазовы». В этой «поэме» Христос приходит на землю спус­тя 15 веков после того как, пророк Его написал «Се гряду скоро». Великий Инквизитор, узнав Его, приказывает арес­товать и в ту же ночь приходит в темницу. В диалоге с Хрис­том, точнее в монологе (Христос молчит). Великий Инквизи­тор обвиняет Его в том, что Он совершил ошибку, взвалив на плечи людей непосильное бремя свободы, которая приносит одни страдания. Человек, считает Великий Инквизитор, слиш­ком слаб, вместо заповеданного идеала Богочеловека он стре­мится к материальным благам, к вседозволенности, власти, чтобы иметь все «здесь и сейчас». Стремление «иметь все сра­зу» вызывает страстное желание чуда, колдовства, с которым связаны ересь, безбожие как осуществление вседозволеннос­ти. Свободу проявления человеческого в этом мире сам чело­век ошибочно и по причине «слабости и подлости» своей по­нимает как абсолютное своеволие. Начинается это с того, что вначале люди подобны «детям, взбунтовавшимся в классе и выгнавшим учителя», но заканчивается «антропофагией», лю­доедством. Поэтому несовершенное человечество нуждается не в заповеданной Христом свободе. Ему нужны «чудо, тайна, ав­торитет». Это понимают немногие. Великий Инквизитор при­надлежит к тем, кто прозрел глубинную истину большинства. Жажда необыкновенного, чуда, все и всех возвышающий об­ман скрывают то,что на самом деле руководит человеком:« перед кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться в бесспорный общий и согласный муравейник»".

Избранные (в устах Инквизитора - «мы») отвергли учение Христа, но взяли Его имя как знамя, лозунг, как приманку «наградой небесною и вечною» и несут массе столь желаемые ею чудо, тайну, авторитет, избавляя тем самым от смятения духа, мучительных размышлений и сомнений взамен счастья растительного существования, которое как «детское счастье слаще всякого».

Христос все это понимает. Он видит торжество безличнос­ти. Молча выслушав Инквизитора, он также молча поцеловал его. «Вот и весь ответ. Старик вздрагивает... он идет к двери, отворяет ее и говорит Ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда»... Пленник уходит» 2 .

Вопрос, который возникает, - это отношение «Легенды» к взглядам самого Достоевского. Диапазон существующих от­ветов - от мнения, что Великий Инквизитор это сам Достоев­ский (В.В.Розанов), до утверждений, что в «Легенде» выраже­но то отвращение, которое Достоевский испытал к католичес­кой церкви, использующей имя Христа в качестве инструмента для манипуляции сознанием человека 3 .

Ключевой фразой, помогающей приблизиться к пониманию смысла притчи, являются слова Инквизитора: «Мы (т.е. цер­ковь - авт.} давно уже не с тобой, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад мы взяли от него то, что Ты с негодо­ванием отверг, тот последний дар, который он определил Тебе, показав Тебе (речь идет об искушениях Христа дьяволом - авт.) все царства земные: мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести дело к полному окончанию» 4 . То есть уже восемь веков назад утвердились « цари земные » Рима (католического мира) и Кесаря (восточного христианства), хотя и не успевшие еще (значит, не все потеряно) завершить строи­тельство «земного царства». Чтобы понять нюансы писательс­кой мысли, следует напомнить, что христианство изначально говорит о двух царствах - земном и небесном. Однако оно ни­когда не отрицало мир материальный, социальный, мир общественных установлений. Смысл явления Христа, церкви (цар­ства не от мира сего) как организации истинно человеческой в этом падшем мире - в развенчивании своеволия, гордыни, «греховности» человека, ограниченности его же установлений (существующих социальных отношений), в неприятии абсолю­тизма государства и социальности, если они подавляют челове­ка, искажают его «божественную природу». Христианство от­крывает миру, что есть только две священные ценности -Бог и человек, которому заповедано подняться над своей « падшей», вожделеющей природой. Все остальное - и государство тоже как «царство земное» - неполно, несущественно, ограничен­но, т.к. мешает раскрытию человеческого (идеального, «боже­ственного») в человеке. Отсюда постулатом христианства явля­ется не слияние церкви с государством, а, напротив,их различие. Ибо христианское государство лишь в той мере хрис­тианское, в какой оно не претендует быть всем для человека.

На деле к VIII веку произошло иное. Как утверждают бого­словы и историки церкви, уже с VI века в христианстве суще­ствовали два взаимоисключающих учения о церкви. Римские епископы свои формальные права первенства, традиции «пред­седательства любви» толкуют все более юридически. В конце VII века в Риме складывается совершенно определенное пони­мание папства. Имперское сознание римских пап, мистика папской догматики завершается тем, что к VIII веку папа ста­новится живым воплощением полноты божьего совершенства, т.е. «царем земным».

На Востоке к концу VII века церковь встроилась в государ­ство и произошло также «сужение» христианского самосозна­ния, «сужение исторического горизонта церкви» 1 . Идея рим­ского правового юридизма, которая всегда владела умами византийских императоров, привела к тому, что с «Кодекса Юстиниана» (529 г.) тонкому организму церкви, принявшей объятия государства, пришлось «похрустывать» в этих объя-тьях. «Мечта о священном царстве на долгие века стала меч­той и церкви». Так в Риме и в Византии царство земное побе­дило мир богочеловеческого совершенства. Победило то, что шло от человеческого своеволия, несовершенства, греховнос­ти. Но если «цари земные», по словам Достоевского, еще не

Прот. Александр Шмеман. Исторический путь христианства. М., 1993. успели привести «дело к полному окончанию», значит, где-то брезжит свет выхода. По Достоевскому, теперь логика падше­го, ограниченного мира, погрязшего во зле, и мира истинно-человеческого, который так полюбил Бог, что отдал Сына Сво­его, сталкиваются в сознании человека, внося в него напряжение. Конфликт перенесен вглубь, он становится реаль­ностью сознания, проблемой свободы «внутреннего человека», его мысли, разума, воли, совести. Так появляется «подполь­ный человек», стоящий на распутье: каждый его шаг обуслов­ливает либо блаженство, либо муки, спасение или гибель. Со­тканный из самолюбия и ненависти к себе, гордости за свое человеческое и самооплевания, мучительства и самоистяза­ния, этот человек в неразрешимых противоречиях, которые он пытается свести к одному принципу, ищет выхода из этого противоречия. Однако, как показывает Достоевский, челове­ческое бытие, ставшее реальностью, нельзя свести ни к «чис­тому», ни к «практическому» разуму. Человеческое сознание есть жизненная, реальная «критика критики» чистого разу­ма и морали. Кропотливое самонаблюдение, самоанализ при­водит к выводу, что все сводится к противоречиям разума, шире - сознания и воли: воля отрицает сознание и, в свою оче­редь, отрицается сознанием. Сознание внушает человеку то, что решительно не принимает воля, а воля стремится к тому, что кажется бессмысленным сознанию. Но ведь это вечная ан­тиномия «внутреннего человека», знакомая каждому.

Как бы ни поступил человек, это не похоже на то, что внут­ри него, и ничего общего с этим последним не имеет. Значит, максима его физического действия всегда будет отставать от максимы его внутреннего, сокровенного. Возможно ли в по­добной ситуации разрешение внутренних проблем чудом, тай­ной, авторитетом, на чем настаивал Инквизитор?

«Да» - как предельный случай легковерия, прикрытого верой в ритуалы, обряды, в предлагаемые кем-то «готовые» ответы на свои смысложизненные вопросы. Достоевский как раз и показывает: если призыв христианства сводится лишь к требованиям порядка, основанного на подчинении авторите­там, чуду, тайне, то человек отдаляется от самого себя, осво­бождается от дара свободы и забывает о своей сущности, ра­створяясь в «муравьиноподобной массе».

«Нет», поскольку интуиция христианской мысли («насто­ящего, совершенного христианства») говорит об ином: существует определенный разрыв между личной и общественной жизнью, «внутренним» и «внешним» миром. Конфликт меж­ду ними говорит не только о том, что несовершенно общество, но несовершенен человек в самом себе, что зло есть не безли­кая природа, что источник зла - он сам. Поэтому же к истин­ной сущности нравственного в человеке относится все то, что стоит выше его самого и вообще находится «по ту сторону стра­стей». Не случайно самопознание, самоочищение, переживае­мое «со слезами на глазах» Достоевский называл «скорым под­вигом». Это становится понятно, если вспомнить сцену появления Христа в «Великом Инквизиторе». «Народ плачет и целует землю, по которой идет Он. Дети бросают перед Ним цветы, поют и вопиют Ему «Осанна!» Но проходит мимо инк­визитор и среди гробового молчания арестовывает Его».

Если бы Христос был политическим вождем, он бы сразу воспользовался вдохновением, преданностью, всеобщим энту­зиазмом толпы, чтобы она привела другие массы. Но кого дру­гих? Тех, с кем не было никаких отношений, не было отноше­ний на началах человеческой любви, дружбы? «Человек, Иисус Христос» (Рим. 5, 15) этого не делает. У Него нет никакой по­литической, экономической «приманки», в которой так нуж­дается обычный разум. Он может предложить людям только крестный путь свободы, которая погружает человека с головой в страдания. Пока, говорит Достоевский, Христа поняли «лишь избранники», а большинство его приняло «внешне» как чудот­ворца и гаранта вечной жизни после смерти.

По мысли Достоевского, у каждого должна быть своя лич­ная встреча с Человеком, встреча с мерой собственной чело­вечности. И только тогда станет явной ошибка обычного разу­ма, судящего по внешнему соблюдению нравственных норм. Христианин не тот, кто вопиет «Осанна!», кто судит по нрав­ственной «видимости», но тот, кто провозглашает Человека Христа, человеческое, не имеющее иных целей в этом мире, кроме утверждения себя же.

«Атеисты, отрицающие Бога и будущую жизнь, - писал Достоевский, - ужасно наклонны представлять все это в че-" ловеческом виде, тем и грешат. Натура Бога прямо противо­положна натуре человека. Человек, по великому результату науки, идет от многоразличия к Синтезу, от фактов к обобще­нию их и познанию. А натура Бога другая. Это полный синтез всего бытия (вечно), саморассматривающий себя в многоразличии, в Анализе» 1 . Бог в понимании Достоевского - полно­та мира, общие принципы мира, проявляющие себя в частно­стях, в многообразии человеческого. «Всякая нравственность выходит из религии, ибо религия есть только формулы нрав­ственности» 2 . Поэтому заповеди Бога - не набор категоричес­ких императивов, но призыв нравственности в лице Христа - к человеку. Христос в «Великом Инквизиторе» есть сущность и полнота свободы человеческого мира. В «настоящем хрис­тианстве» поклонение Христу и человеку - одно и то же. Хри­стос своим появлением в полном молчании обращается к каж­дому, требуя однозначного ответа о смысле собственного бытия, жизненной программы. Достоевский как бы «проиг­рывает» в своих произведениях альтернативные возможнос­ти сознания, вынужденного выбирать себя в ответ на вопро-шания бытия. Интуиция писателя опережает современную ему западную философию.

Достоевский убедительно показывает, что человек не есть совокупность того, что в нем уже есть. Напротив, человек есть то, чем он может стать усилием собственного сознания и воли. Именно поэтому Великий Инквизитор, «цари земные», по Достоевскому, и не успели еще довести «дело к полному окон­чанию» . Это и является лучшим свидетельством развивающе­гося качества человеческого самосознания. Для Достоевского заповедь «возлюби ближнего» со всей очевидностью в «земном царстве» трансформировалась в эгоизм человека, стремяще­гося к подчинению, обладанию, манипулированию другими. Поэтому вместо старой морали долга и любви у него на пер­вый план выходят свобода человека и сострадание к нему. До­стоевский далек от проблем свободы в политическом, обще­ственном плане, праве поступать как хочется. Он далек от понимания свободы как познанной необходимости. Такая сво­бода рождает мораль «муравейника» и мораль «земных царств», законом необходимости обосновывающих каждая свою «правду».

Подлинная жизнь человеческого сознания для Достоевско­го осуществляется в пространстве его свободы. Здесь челове­ка поддерживают идеалы христианской духовности, «великодушия», личная ответственность каждого и осознание каждым собственного несовершенства. Свобода как призвание быть человеком только и заставляет в другом почувствовать со-че-ловека, заставляет выйти из собственной замкнутости в мир социальности для того, чтобы быть собой - человеком. На этом пути человека ожидает страдание. Оно не безвинно, но связано со злом как проявлением несовершенства человечес­кой свободы. По мысли Достоевского, путь свободы - путь страданий каждого. Так появляется еще один из основных мотивов творчества - человеческое сострадание, без которо­го невозможно историческое творчество. Достоевский поража­ет мыслью, которая в чем-то превосходит категорический им­ператив морали долга - «всяк перед всеми и за всех виноват».

Человек оказывается на грани разрыва между своим вы­нужденно-житейским путем и истиной, которая в нем тлеет. Этот разрыв заполняется обостренной внутренней деятельно­стью, которую можно назвать «христианским практическим сознанием». Задача его - возродить в человеке человеческое. Речь у Достоевского идет о процессуальной содержательности христианской заповеди смирения. В «Речи о Пушкине», про­изнесенной в конце жизни, Достоевский призывает: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве».

Смирение у Достоевского не психологическая категория, означающая бессилие, безропотность, собственное умаление, ощущение ничтожества перед другими. В смирении Достоевс­кого есть призыв: «и прежде всего потрудись на родной ниве». Само смирение человека (как оно понимается в святоотечес-ком богословии) уже дерзновение и источник действий, при­нятие на себя всей полноты ответственности, а не проявление слабости. Так в творчестве Достоевского сходятся религиоз­ные и философские взгляды на человека. Однако это не рели­гиозная философия, интеллектуально развивающая христи­анские истины, и не богословие, питающееся Откровением. Мысли Достоевского - мысли гения, оказывающегося способ­ным подняться над собственным страданием, ощутившим свою связь с общечеловеческим страданием и взявшим на себя страшное бремя сострадания.

Началом смирения, к которому призывает Достоевский, яв­ляется честность по отношению к себе самому. Это знание сво­их возможностей и ограниченности и мужественное принятие себя таким, каким я есть. Смириться - значит увидеть в себе и другом испорченную икону Человека Христа и пытаться сохра­нить в себе как священную заповедь неповрежденный остаток Человека. Ибо несоблюдение этого ведет к разрушению того, что во мне и других есть человеческого, божественного, святого. Смирение дает возможность сохранить верность себе, истине вопреки «очевидной» и безнадежной реальности. Смирение как самокритика разума, ориентированная на самоуглубление и са­мопознание, есть гибкость духа. С него-то и начинается подвиж­ничество, к которому призывал Достоевский, раскрывающее себя в служении, ответственности, жертвенности. Темы «чело­вечности человека», «всечеловечности» русского народа стано­вятся лейтмотивом русской религиозной философии.

Любите человека и во грехе его,

ибо сие уж подобие божеской любви

и есть верх любви на земле…

Ф. М. Достоевский

Человек у Достоевского затевает

спор с идеей, из которого он выходит

победителем… рабство человека по

отношению к идее осуждается Дос -

тоевским.

И. Золотусский

Человек есть тайна. Ее надо

разгадать, и ежели будешь ее

разгадывать всю жизнь, то не

говори, что потерял время: я

занимаюсь этой тайной, ибо

хочу быть человеком.

Ф. М. Достоевский

Введение.

Имя великого русского писателя Ф. М. Достоевского стоит в ряду выдающихся имен не только русской, но и всей мировой литературы. «Гениальность Достоевского, - писал Максим Горький, - неоспорима, по силе изобразительности его талант равен, может быть, только Шекспиру». Но для читателей он не просто известный писатель, а еще и гениальный художник слова, гуманист, демократ, исследователь человеческой души. Именно в духовной жизни человека своей эпохи Достоевский увидел отражение глубинных процессов исторического развития общества. С трагической мощью писатель показал, как калечит души людей социальная несправедливость, как ломает человеческую жизнь полная пороков среда. И как трудно и горько тем, кто борется за гуманные отношения, страдает за «униженных и оскорбленных».

Часто романы Достоевского называют идеологическими, социально-философскими. Наверное, потому, что действие в них движется не только сюжетом, но еще и страстной мыслью самого писателя, который неустанно ищет ответа на мучающие его вопросы: где правда? как добиться справедливости? как защитить всех бесправных и угнетенных? Все его творчество пронизано острой болью и состраданием к обездоленным и обиженным и в то же время горячей ненавистью к бесчеловечным порядкам, правящим в жизни. Отталкиваясь от реальных фактов окружающей действительности, пытаясь осмыслить и обобщить их, Достоевский настойчиво искал выход из противоречий современной жизни, мечтал найти и указать путь, который мог бы привести человечество к гармонии и счастью.

Поиски справедливости характерны и для многих героев Достоевского. Они ведут горячие политические и философские споры, размышляют над «проклятыми вопросами» русского общества. Но при этом писатель дает высказаться с полной откровенностью людям с самыми разными убеждениями, с самым различным жизненным опытом. Недаром романы Достоевского называют также полифоническими - «многоголосными». И оказывается, что каждый из этих людей движим своей правдой, своими принципами, порой абсолютно неприемлемыми для других. Лишь в столкновении разных идей и убеждений писатель стремится найти ту высшую правду, ту единственную верную идею, которая может стать общей для всех людей.

Некоторые герои в своих словах несут «правду» Достоевского, некоторые - идеи, которые сам автор не принимает. Конечно, многие его произведения были бы гораздо легче для восприятия, если бы писатель в них просто развенчивал неприемлемые для него теории, доказывая однозначную правильность своих взглядов. Но как раз вся философия романов Достоевского заключается в том, что он не убеждает, ставя читателя перед неоспоримыми доводами, а заставляет задуматься. Ведь если внимательно читать его произведения, становится понятным, что далеко не всегда автор убежден в своей правоте. Отсюда столько противоречий, столько сложностей в произведениях Достоевского. Причем нередко аргументы, вложенные в уста героев, чьи мысли сам автор не разделяет, оказываются сильнее и убедительнее его собственных.

Один из самых сложных и противоречивых романов Достоевского - «Преступление и наказание». О его нравственных уроках не перестают писать уже второе столетие. И это понятно. Такого проблемного, «идеологического» романа до Достоевского не писал никто. В нем раскрыто огромное множество проблем: не только нравственных, но и социальных, и глубоко философских. «Перерыть все вопросы в этом романе» - вот какую задачу ставил перед собой писатель. Причем все эти вопросы и проблемы органически вплетены в художественную ткань романа и не отделены от его сюжетных конфликтов и системы образов. И столько же, сколько идут споры о «Преступлении и наказании», длятся и споры о главном герое романа - Родионе Раскольникове. Невозможно однозначно определить отношение самого автора к своему герою. Достоевский наделил его наряду с непомерной гордостью и состраданием, и совестью, и жаждой справедливости. Теория Раскольникова - это теория хорошо продуманная. Она - не бред воспаленного сознания, не больные мысли душевно сломленного человека. Раскольников приводит реальные примеры, факты, и с некоторыми положениями в его теоретической статье нельзя не согласиться.

Но почему же после прочтения «Преступления и наказания» не остается даже сомнений в том, что теория «права на кровь по совести» неприемлема, неправильна, бесчеловечна? И каковы нравственные уроки образа Раскольникова? Как относится автор к своему герою? И зачем он вложил в уста сострадающего и совестливого человека слова о «праве на преступление»? Что хотел сказать нам Достоевский, какова его правда?

Чтобы ответить на все эти вопросы, на мой взгляд, необходимо, знать, в какой период жизни Достоевского создавалось это произведение и какие проблемы на тот момент волновали автора. Оказывается, у романа «Преступление и наказание» довольно богатая история создания, которая во многом объясняет и выбранную проблематику, и образ главного героя.

Предпосылки и история создания романа.

Роман «Преступление и наказание» был написан в 1866 году и открывал собой период великих романов в творчестве Достоевского, таких как «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы». Но вместе с тем он теснейшим образом связан с его предшествующим творчеством. Достоевский как бы подвел итог всему ранее написанному, углубил и раскрыл многие идеи и мотивы произведений, созданных в 1840-1850 годы, но сделал это на новом этапе своего художественного развития, учитывая новые общественные условия и свое новое мировоззрение.

Замысел «Преступления и наказания» оформился во время заграничной поездки Достоевского. Сначала писатель хотел назвать задуманный роман «Пьяненькие», в котором намеревался рассказать историю семьи пьяницы чиновника и тем самым продолжить разработку темы «униженных и оскорбленных». О народной нищете, пьянстве и его пагубных последствиях в те годы много писали газеты и журналы. Этой темы коснулся и Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо».

Писатель видел перед собой серые петербургские улицы, Сенную площадь с многочисленными трактирами, шумными драками, бедных голодных детей с шарманкой, жалких, крикливо разодетых девушек, вышедших на поиски заработка. В его воображении возникали то образ нищего чиновника с семьей, запившего от сознания своего унижения, то мечтателя, в живописных лохмотьях бродящего по Петербургу и мучившегося общечеловеческими вопросами. В центре романа должна была быть драматическая история семейства Мармеладовых.

Однако этот замысел вскоре осложнился. В сознании автора возникли новые идеи, темы, образы. Теперь Достоевский называет свой роман «психологическим отчетом одного преступления». Складывается новый сюжет романа: «Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты…, решает убить ее, обобрать… и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству». Но разъединенность с человечеством, которую он сразу ощутил после совершенного преступления, замучила его…Закон правды и человеческая природа взяли свое…Преступник сам решает принять муки, чтобы искупить свое дело…»

Вообще проблема преступления рассматривается практически в каждом произведении Достоевского. В «Неточке Незвановой» сказано: «Преступление всегда остается преступлением, грех всегда будет грехом, на какую бы степень величия не возносилось порочное чувство». В романе «Идиот» писатель утверждает: «Сказано: «Не убий!», так за то, что он убил, и его убивать? Нет, это нельзя!»

В русской демократической печати 60-х годов широко обсуждались проблемы преступности, судопроизводства, наказаний за преступления. Публицисты-демократы справедливо доказывали, что преступления в народной среде порождаются нищетой, душевной неразвитостью - следствиями социального гнета. Достоевский был солидарен с ними, но его роман стал не произведением об убийстве и о нравственно больном человеке, а страстным раздумьем писателя о серьезных вопросах, волновавших его и его современников.

Хотя, преступление как общественное явление, конечно, интересовало писателя. Интересовался он всеми «человеческими» подробностями такого явления. Всегда для Достоевского важны были достоверные мелочи, он считал, что они имеют огромную впечатляющую силу, что жизнь сама «пишет» лучше любого писателя. Например, в момент обдумывания романа газеты писали о слушании дела Герасима Чистова, двадцатисемилетнего приказчика, купеческого сына, раскольника (не отсюда ли и фамилия Раскольников в романе?). Чистов предумышленно убил двух старух, кухарку и прачку (вспомним Лизавету с бельем), с целью ограбления хозяйки квартиры. Трупы лежали в разных комнатах в лужах крови, убийство было совершено топором поочередно. Взломан был сундук, окованный железом, взяты деньги, золотые и серебряные вещи. Обличил Герасима Чистова пропавший топор - примета, учтенная Раскольниковым. Писателя интересовало, как люди могут решиться на такое дело, откуда у них воля, как при этом работают их мозг, сердце, что они чувствуют.

Но роман «Преступление и наказание» в какой-то мере был связан с еще одним реальным событием: покушением на Александра II, которое было совершено 4 апреля 1866 года бывшим студентом Дмитрием Каракозовым (Раскольников тоже был студентом). Как и Раскольниковым, им руководили благородные порывы, как и Раскольников, он действовал в одиночку. Как мы видим, многие события того времени были подмечены и отражены Достоевским в своем романе.

Но, кроме того, в голове Достоевского пронзительные мелочи преступлений причудливым образом сопрягались с общими ассоциациями и выводами. Так он считал, что Каракозов не только стрелял в царя, но и совершал нравственное самоубийство. Его должна будет замучить совесть, потому что само дело не только богопротивное, но и натуре человека противное, сверхъестественное. О способности Достоевского к самым неожиданным умозаключениям свидетельствует в своем дневнике Аполлинария Суслова. Они обедали с Достоевским в Турине в 1863 году, рядом сидели девочка и старик. «Ну вот,» - сказал Федор Михайлович, - «представь себе, такая девочка с стариком, а вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: «Истребить весь город». Всегда так было на свете. Но кто же дает право истребить, кто эти люди, берущие на себя так много, во имя чего они совершают свои дела?»

Еще одна точка соприкосновения событий романа с действительностью - теория Раскольникова. Оказывается, что статья, в которой Раскольников излагал свою теорию о праве на преступление, имеет реальную основу. Похожие идеи изложены в философском труде Макса Штирнера «Единственный и его собственность». Автор этого труда видит весь мир как собственность мыслящего субъекта. Еще один труд, имеющий много общего с теорией Раскольникова - труд Шопенгауэра «Мир как воля и представление», автор которого представляет мир как иллюзию мыслящего «я». Кроме того, в статье Родиона Раскольникова предвосхищаются труды Фридриха Ницше - критика традиционной религии и морали, идеализирующая будущего «сверхчеловека», который придет, по мнению автора, на смену современному «слабому» человеку.

Достоевский правильно подмечает, что «русские мальчики» (выражение из романа «Братья Карамазовы») понимают западные абстрактно-философские идеи как непосредственное руководство к действию, показывая уникальность России в том, что она становится местом реализации этих фантазий европейского сознания. Подробно исследуя теорию своего героя, автор одновременно показывает, в какой жизненный тупик могут привести человека подобные идеи.

Из всего вышесказанного хорошо видно, что проблемы «Преступления и наказания» теснейшим образом были связаны с действительностью. Достоевский в своем романе пытался решить вопросы, которые волновали его современников, действительно хотел приблизиться к тому, чтобы найти путь к счастью для всего человечества.

Но если говорить о предпосылках к созданию романа, о том, почему Достоевский провел своего героя именно по такому пути - пути преступления и наказания, нельзя не сказать о некоторых фактах биографии самого писателя.

Многие исследователи жизни и творчества Федора Михайловича говорят о том, что он, наверное, никогда бы не написал своих знаменитых романов, если бы не «пробыл у смерти три четверти часа». Речь идет о событиях, связанных с участием Достоевского в кружке Петрашевского.

Достоевский сблизился с петрашевцами в 1847 году и практически сразу же начал посещать «пятницы» Петрашевского. Возникновение этого кружка было теснейшим образом связано с общественной обстановкой, сложившейся к этому времени в России. Тогда очень остро стал сказываться кризис феодально-крепостнической системы: усиливалось недовольство крестьян, все чаще в народе звучал протест против дикого произвола помещиков-крепостников. Все это не могло не отразиться на развитии прогрессивной общественной жизни. Петрашевцы ставили перед собой задачу «произвести переворот в России». Достоевский принимал в жизни кружка Петрашевского живое участие, был сторонником немедленной отмены крепостного права, выступал с критикой политики Николая I, ратовал за освобождение русской литературы от цензурного гнета, вместе с наиболее радикально настроенными членами кружка он даже предпринял попытку создать подпольную типографию. Эти действия Достоевского свидетельствовали о его стремлении найти путь искоренения общественных зол, о желании быть полезным своей Родине и своему народу, которое не покидало его до конца жизни.

В ночь с 22 на 23 апреля 1849 года по личному приказу Николая I Достоевский и другие петрашевцы были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Почти девять месяцев провел писатель в сыром каземате. Но ни ужасы одиночного тюремного заключения, ни болезни, обрушившиеся на слабый организм Достоевского, не сломили его духа.

Военный суд признал Федора Михайловича виновным и вместе с двадцатью другими петрашевцами приговорил его к расстрелу.

22 декабря 1849 года на Семеновском плацу в Петербурге над ними был совершен обряд подготовки к смертной казни, и только в последнюю минуту петрашевцам сообщили окончательный приговор. Согласно этому приговору Достоевский был осужден на четыре года каторжных работ с последующим определением в солдаты. После перенесенного потрясения Достоевский писал брату Михаилу вечером того же дня: «Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь: жизнь в нас самих, а не во внешнем. Главное - остаться человеком».

Но все же после пребывания в шаге от смерти многое изменилось в сознании писателя. Отправляясь на каторгу, Достоевский был уже во многом другим человеком. В душу его стали закрадываться сомнения в истинности идей, которые поддерживались в кружке Петрашевского, которые он сам исповедовал. Он думает начать новую жизнь. «Я перерожусь к лучшему», - писал Достоевский брату накануне отправки в сибирскую каторгу.

На каторге Достоевский впервые близко столкнулся с народом. Он осознает, насколько далеко правительство от народа, народных идей. Эта мысль о трагическом разъединении с народом становится одним из основных аспектов духовной драмы Достоевского. Он снова и снова возвращается к прошлому; анализируя его, пытается ответить на вопрос, правилен ли тот путь, по которому шел он и его друзья петрашевцы. Итогом этих размышлений явились мысли о том, что передовая интеллигенция должна отказаться от политической борьбы, сама пойти на выучку к народу и воспринять его взгляды и моральные идеалы. Причем писатель считал, что главным содержанием народных идеалов является глубокая религиозность, смирение и способность к самопожертвованию (сразу вспоминается «правда» Сонечки Мармеладовой). Политической борьбе он теперь противопоставляет морально-этический путь перевоспитания человека. Достоевский осознает, насколько большую власть имеет идея над человеком, и насколько эта власть опасна.

Мы видим, что Достоевский сам прошел через искушение насильственного изменения общества и сделал для себя вывод, что это не путь к гармонии и счастью народа. С этого времени у писателя формируется новое мировоззрение, новое понимание тех вопросов, которые он перед собой ставил, появляются новые вопросы. Все расставание с прежними взглядами происходит постепенно, мучительно для самого Достоевского (снова нельзя не вспомнить отказ Раскольникова от своей идеи).

Вся эта моральная перестройка происходит во время отбывания каторги в Сибири. К этому же времени многие исследователи творчества Достоевского относят истоки «Преступления и наказания». 9 октября 1859 года он писал брату из Твери: «В декабре я начну роман…Не помнишь ли, я тебе говорил про одну исповедь -роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить…Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения…Исповедь окончательно утвердит мое имя».

Таким образом, «Преступление и наказание», задуманное первоначально в форме исповеди Раскольникова, вытекает из духовного опыта каторги. Именно на каторге Достоевский впервые столкнулся с «сильными личностями», стоящими вне морального закона. «Видно было, что этот человек - описывает Достоевский в «Записках из Мертвого дома» каторжника Орлова, - мог повелевать собою безгранично, презирал всякие муки и наказания и не боялся ничего на свете. В нем вы видели одну бесконечную энергию, жажду деятельности, жажду мщения, жажду достичь предположенной цели. Между прочим, я был поражен его странным высокомерием».

Но в тот год «роман-исповедь» не был начат. Автор обдумывал его замысел еще шесть лет. Как мы видим, образ Раскольникова формировался в сознании Достоевского достаточно долго и был продуман до мельчайших деталей. Почему же в нем столько противоречий, почему же он так труден для понимания? Наверняка, потому еще, что для Достоевского всегда «человек есть тайна», и только разгадывая эту тайну, можно приблизиться к истине, познать цену добра и зла, цену человеческой жизни и человеческого счастья. Через этот путь познания и пришлось пройти главному герою «Преступления и наказания».

Личность Раскольникова. Его теория.

В центре каждого большого романа Достоевского стоит какая-нибудь одна необыкновенная, значительная, загадочная человеческая личность, и все герои занимаются самым важным и самым главным человеческим делом - разгадкой тайны этого человека, этим определяется композиция всех романов-трагедий писателя. В «Идиоте» такой личностью становится князь Мышкин, в «Бесах» - Ставрогин, в «Подростке» - Версилов, в «Братьях Карамазовых» - Иван Карамазов. Главным образом в «Преступлении и наказании» является образ Раскольникова. Все лица и события располагаются вокруг него, все насыщено страстным к нему отношением, человеческим притяжением и отталкиванием от него. Раскольников и его душевные переживания - вот центр всего романа, вокруг которого вращаются все остальные сюжетные линии.

Первая редакция романа, известная еще как Висбаденская «повесть», была написана в форме «исповеди» Раскольникова, повествование велось от лица главного героя. В процессе работы художественный замысел «Преступления и наказания» осложняется, и Достоевский останавливается на новой форме - рассказ от имени автора. В третьей редакции появляется очень важная запись: «Рассказ от себя, а не от него. Если же исповедь, то уж слишком до последней крайности , надо все уяснять. Чтоб каждое мгновение рассказа было ясно. Исповедь в иных пунктах будет нецеломудренно и трудно себе представить, для чего написано». В итоге Достоевский остановился на более приемлемой, на его взгляд, форме. Но, тем не менее, в образе Раскольников немало и автобиографичного. Например, действие эпилога происходит на каторге. Такую достоверную и точную картину жизни каторжан автор изобразил, опираясь на свой личный опыт. Многие современники писателя замечали, что речь главного героя «Преступления и наказания» очень напоминает речь самого Достоевского: схожий ритм, слог, речевые обороты.

Но все же в Раскольникове больше такого, что характеризует его как типичного студента 60-х годов из разночинцев. Ведь достоверность - один из принципов Достоевского, которых он не переступал в своем творчестве. Его герой беден, живет в углу, напоминающем темный, сырой гроб, голодает, плохо одет. Его внешность Достоевский описывает так: «…он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен». Кажется, что портрет Раскольникова составлен из «примет» полицейского досье, хотя в нем и чувствуется вызов: вот вам «преступник», против ожидания совсем хороший.

Из этого краткого описания уже можно судить об отношении автора к своему герою, если знать одну особенность: у Достоевского большую роль в характеристике героя играет описание его глаз. Говоря о Свидригайлове, например, писатель как бы мимоходом бросает одну, казалось бы, совсем незначительную деталь: «его глаза смотрели холодно, пристально и вдумчиво». И в этой детали весь Свидригайлов, для которого все безразлично и все позволено, которому вечность представляется в виде «закоптелой бани с пауками» и которому остались только мировая скука и пошлость. У Дуни глаза «почти черные, сверкающие и гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые». У Раскольникова же «прекрасные, темные глаза», у Сони «замечательные голубые глаза», и в этой необыкновенной красоте глаз залог их будущего соединения и воскресения.

Раскольников бескорыстен. Есть у него какая-то сила проницательности в разгадывании людей, искренен или не искренен с ним человек, - он с первого взгляда угадывает лживых и ненавидит их. Вместе с тем он полон сомнений и колебаний, различных противоречий. В нем причудливо сочетаются непомерная гордость, озлобленность, холодность и мягкость, доброта, отзывчивость. Он совестлив и легко раним, его глубоко трогают чужие несчастья, которые он видит перед собой каждый день, будь то совсем далекие от него, как в случае с пьяной девочкой на бульваре, или самые близкие ему, как в случае с историей Дуни, его сестры. Повсюду перед Раскольниковым картины нищеты, бесправия, угнетения, подавления человеческого достоинства. На каждом шагу ему встречаются отверженные и гонимые люди, которым некуда деться, некуда пойти. «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти… - с болью говорит ему задавленный судьбой и жизненными обстоятельствами чиновник Мармеладов, - ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы его пожалели!.. Понимаете ли, понимаете ли вы… что значит, когда уже некуда больше идти?…» Раскольников понимает, ему самому уже некуда идти, жизнь предстает перед ним как клубок неразрешимых противоречий. Сама атмосфера петербургских кварталов, улиц, грязных площадей, тесных квартир-гробов подавляет, приносит мрачные мысли. Петербург, в котором живет Раскольников, враждебен человеку, теснит, давит, создает ощущение безысходности. Блуждая вместе с Раскольниковым, задумывающим преступление, по городским улицам, мы прежде всего испытываем невыносимую духоту: «Духота стояла прежняя, но с жадностью вдохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха». Так же тяжело обездоленному человеку в душных и темных квартирах, напоминающих сараи. Здесь голодают люди, умирают их мечты, рождаются преступные мысли. Раскольников говорит: «А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят?». В Петербурге Достоевского жизнь приобретает фантастические, уродливые очертания, а реальность нередко кажется кошмарным видением. Свидригайлов называет его городом полусумасшедших.

К тому же, под угрозой оказывается судьба его матери и сестры. Ему ненавистна сама мысль о том, что Дуня выйдет замуж за Лужина, этого, «кажется, доброго человека».

Все это заставляет Раскольникова задуматься о том, что же происходит вокруг, как устроен этот бесчеловечный мир, где господствуют неправедная власть, жестокость и корыстолюбие, где все молчат, но не протестуют, покорно неся бремя нищеты и бесправия. Его, как и самого Достоевского, мучают эти мысли. Чувство ответственности лежит в самой натуре его - впечатлительной, деятельной, неравнодушной. Остаться безучастным он не может. Нравственная болезнь Раскольникова с самого начала предстает как доведенная до крайней степени боль за других. Ощущение нравственного тупика, одиночества, жгучего желания что-то делать, а не сидеть сложа руки, не надеяться на чудо доводят его до отчаяния, до парадокса: из любви к людям он почти начинает их ненавидеть. Он хочет помочь людям, и в этом заключается одна из причин создания теории. В своей исповеди Раскольников говорит Соне: «Потом я узнал, Соня, что если ждать, пока все станут умными, то слишком уж долго будет.… Потом я еще узнал, что никогда этого не будет, что не переменятся люди и не переделать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их закон!.. И я теперь знаю, Соня, что, кто крепок и силен умом и духом, то над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее! Так доселе велось и так всегда будет!». Раскольников не верит в то, что человек может переродиться к лучшему, не верит в силу веры в Бога. Его раздражает бесполезность и бессмысленность своего существования, поэтому он решает действовать: убить никому не ненужную, вредную и противную старушонку, ограбить, а деньги пустить на «тысячи и тысячи добрых дел». Ценой одной человеческой жизни улучшить существование многих людей - вот то, для чего Раскольников убивает. Собственно говоря, девиз: «Цель оправдывает средства» и является истинной сутью его теории.

Но есть и еще одна причина совершения преступления. Раскольников хочет проверить себя, свою силу воли, а заодно узнать кто он - «тварь дрожащая» или имеющий право решать вопросы жизни и смерти других людей. Он сам признается, что при желании мог бы заработать на жизнь уроками, что на преступление толкает не столько нужда, сколько идея. Ведь если его теория верна, и действительно все люди делятся на «обыкновенных» и «необыкновенных», то он либо «вошь», либо «право имеющий». У Раскольникова есть реальные примеры из истории: Наполеон, Магомет, которые вершили судьбы тысяч людей, которых называли великими. Герой говорит о Наполеоне: «Настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне, и ему же, по смерти, ставят кумиры, - а стало быть, и все разрешается».

Раскольников и сам личность неординарная, он знает это и хочет проверить, на самом ли деле он выше других. А для этого всего-то и стоит, что убить старуху-процентщицу: «Сломать надо, раз и навсегда, да и только: и страдание взять на себя!». Здесь слышится бунт, отрицание мира и бога, отрицание добра и зла, а признание только власти. Ему это нужно для удовлетворения собственной гордости, для того, чтобы проверить: выдержит он сам или нет? Это в его представлении только проба, личный эксперимент, а уж потом «тысячи добрых дел». И уже не просто ради человечества идет на этот грех Раскольников, а ради себя, ради своей идеи. Позже он скажет: «Старуха была только болезнь… я переступить поскорее захотел… я не человека убил, я принцип убил!».

Теория Раскольникова построена в своей основе на неравенстве людей, на избранности одних и унижении других. Убийство старухи Алены Ивановны лишь ее проверка. Такой способ изображения убийства ярко выявляет авторскую позицию: преступление, которое совершает герой, - это низкое, подлое дело, с точки зрения самого Раскольникова. Но он совершает его сознательно.

Таким образом, в теории Раскольникова есть два основных момента: альтруистический - помощь униженным людям и месть за них и эгоистический - испытание себя на причастность к «право имеющим». Процентщица здесь выбрана почти случайно, как символ бесполезного, вредного существования, как проба, как репетиция настоящих дел. А устранение настоящего зла, роскоши, грабительства для Раскольникова - впереди. Но на практике его хорошо продуманная теория рушится с самого начала. Вместо задуманного благородного преступления получается ужасное преступление, а деньги, взятые у старухи на «тысячи добрых дел» никому не приносят счастья и чуть не сгнивают под камнем.

В реальности теория Раскольникова не оправдывает своего существования. В ней очень много неточностей и противоречий. Например, весьма условное деление всех людей на «обыкновенных» и «необыкновенных». А куда же тогда отнести Сонечку Мармеладову, Дуню, Разумихина, которые, конечно, не являются, по представлениям Раскольникова, необыкновенными, но добры, отзывчивы и, самое главное, дороги ему? Неужели к серой массе, которой можно пожертвовать во имя благих целей? Но Раскольников не способен видеть их страдания, он стремится помочь этим людям, которых в своей же теории называл «тварями дрожащими». Или как оправдать тогда убийство Лизаветы, забитой и обиженной, никому не причинившей вреда? Если убийство старухи - это часть теории, то что тогда убийство Лизаветы, которая сама относится к тем людям, ради блага которых Раскольников решился на преступление? Опять больше вопросов, чем ответов. Все это - еще один показатель неправильности теории, неприменимости ее к жизни.

Хотя, в теоретической статье Раскольникова есть и рациональное зерно. Недаром следователь Порфирий Петрович даже после прочтения статьи относится к нему с уважением - как к заблуждающемуся, но значительному по своим мыслям человеку. Но «кровь по совести» - это нечто безобразное, абсолютно неприемлемое, лишенное человечности. Достоевский, великий гуманист, конечно, осуждает эту теорию и теории, ей подобные. Тогда, когда у него перед глазами еще не было страшного примера фашизма, который, по сути, являлся доведенной до логической целостности теорией Раскольникова, он уже ясно представлял себе всю опасность и «заразность» этой теории. И, конечно же, заставляет своего героя в итоге в ней разувериться. Но сам прекрасно понимая всю тяжесть этого отказа, Достоевский сначала проводит Раскольникова через огромные душевные муки, зная, что в этом мире счастье покупается только страданием. Это находит отражение и в композиции романа: о преступлении рассказывается в одной части, а о наказании - в пяти.

Теория для Раскольникова, как и для Базарова в романе «Отцы и дети» Тургенева, становится источником трагедии. Многое предстоит пережить Раскольникову для того, чтобы прийти к осознанию крушения своей теории. И самое страшное для него - это чувство разъединенности с людьми. Переступив моральные законы, он как бы отрезал себя от мира людей, стал отверженным, изгоем. «Я не старуху убил, я себя убил», - признается он Соне Мармеладовой.

Человеческая натура его не принимает этого отчуждения от людей. Даже Раскольников, с его гордостью и холодностью, не может жить без общения с людьми. Поэтому душевная борьба героя становится все напряженнее и запутаннее, она идет по множеству направлений сразу, и каждое из них заводит Раскольникова в тупик. Он по-прежнему верит в непогрешимость своей идеи и презирает себя за слабость, за бездарность; то и дело называет себя подлецом. Но в то же время он страдает от невозможности общения с матерью и сестрой, думать о них ему так же мучительно, как думать об убийстве Лизаветы. По своей идее Раскольников должен отступиться от тех, за кого страдает, должен их презирать, ненавидеть, убивать без всяческих мук совести.

Но он не может этого пережить, любовь к людям не исчезла в нем вместе с совершением преступления, а голос совести нельзя заглушить даже уверенностью в правильности теории. Громадные душевные муки, которые испытывает Раскольников, несравненно страшнее любого иного наказания, в них и заключается весь ужас положения Раскольникова.

Достоевский в «Преступлении и наказании» изображает столкновение теории с логикой жизни. Точка зрения автора становится все более понятной по мере развития действия: живой жизненный процесс всегда опровергает, делает несостоятельной любую теорию - и самую передовую, революционную, и самую преступную, и созданную на благо человечеству. Даже самые тонкие расчеты, самые умные идеи и самые железные логические доводы в одночасье разрушаются мудростью настоящей жизни. Власть идеи над человеком Достоевский не принимал, он считал, что человечность и доброта выше всяких идей и теорий. И в этом правда Достоевского, который о власти идеи знает не понаслышке.

Итак, теория рушится. Измотанный страхом разоблачения и чувствами, разрывающим его между своей идей и любовью к людям, Раскольников еще не может признать ее несостоятельность. Он пересматривает лишь свое место в ней. «Я это должен был знать, и как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться…», - спрашивает себя Раскольников. Он уже осознает, что он - отнюдь не Наполеон, что, в отличие от своего кумира, спокойно жертвовавшего жизнями десятков тысяч людей, он не в состоянии справиться со своими чувствами после убийства одной «гаденькой старушонки». Раскольников чувствует, что его преступление, в отличие от кровавых деяний Наполеона, - «стыдное», неэстетичное. Позднее, в романе «Бесы», Достоевский развил тему «некрасивого преступления» - там его совершает Ставрогин, персонаж, родственный Свидригайлову.

Раскольников пытается определить, где же он сделал ошибку: «Старушонка вздор! - думал он горячо и порывисто, - старуха, пожалуй, что и ошибка, не в ней дело! Старуха была только болезнь… я переступить поскорее хотел… я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался… Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается».

Принцип, через который пытался преступить Раскольников - совесть. Стать «властелином» ему мешает всячески заглушаемый зов добра. Он не желает его слышать, ему горько осознавать крах своей теории, и даже когда идет донести на себя, все еще в нее верит, не верит лишь более в свою исключительность. Раскаяние и отказ от бесчеловечных идей, возвращение к людям происходит потом, по каким-то опять же недоступным логике законам: законам веры и любви, путем страдания и терпения. Очень ясно и тут прослеживается мысль Достоевского, что человеческая жизнь не может контролироваться законами разума. Ведь духовное «воскрешение» героя совершается не на путях рациональной логики, писатель специально подчеркивает, что даже Соня не говорила с Раскольниковым о религии, он пришел к этому сам. В этом еще одна из особенностей сюжета романа, который имеет зеркальный характер. У Достоевского герой сначала отрекается от христианских заповедей, а уже потом совершает преступление, - сначала признается в убийстве, а уж потом духовно очищается и возвращается к жизни.

Еще один духовный опыт, важный для Достоевского - общение с каторжанами как возвращение к людям и приобщение к народной “почве”. Тем более этот мотив практически полностью автобиографичен: о своем похожем опыте Федор Михайлович рассказывает в книге “Записки из мертвого дома”, где описывает свою жизнь на каторге. Ведь только в приобщении к народному духу, в понимании народной мудрости Достоевский видел путь к благоденствию России.

Воскрешение, возврат к людям главного героя в романе происходят в точном соответствии с представлениями автора. Достоевскому принадлежат слова: «Покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты. Человек не родился для счастья, человек заслуживает счастья и всегда страданием ». Так и Раскольников заслуживает для себя счастье - взаимную любовь и обретение гармонии с окружающим миром - непомерными страданиями и муками. В этом заключается еще одна ключевая мысль романа. Здесь автор, человек глубоко верующий, полностью согласен с религиозными понятиями о постижении добра и зла. Да и через весь роман красной нитью проходит одна из десяти заповедей: «Не убий». Христианское смирение и доброта присущи Сонечке Мармеладовой, которая является проводником мыслей автора в «Преступлении и наказании». Поэтому, говоря об отношении Достоевского к своему герою, нельзя не затронуть еще одну важную тему, отраженную наряду с другими проблемами в произведении Федора Михайловича Достоевского - религию, которая предстает как верный способ разрешения нравственных проблем.

Христианский религиозно-философский пафос «Преступления и наказания».

Для Достоевского, человека глубоко религиозного, смысл человеческой жизни заключается в постижении христианских идеалов любви к ближнему. Поэтому преступление Раскольникова автор оценивает не с юридической, а с нравственной стороны. Ведь по христианским понятиям Родион Раскольников глубоко грешен. И греховность его, с точки зрения писателя, не столько в нарушении заповеди «не убий», сколько в гордыне, в презрении к людям, в желании стать властелином, «право имеющим». По Достоевскому, первое и самое главное преступление Раскольников совершил перед Богом, второе (убийство Алены Ивановны и Лизаветы) - перед людьми, причем как следствие первого.

Вот почему в третьей и окончательной редакции романа появляется следующая запись: «Идея романа. I. Православное воззрение, в чем есть православие. Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием… Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание… приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе».

Идея православия очень полно должна была выразиться в «видении Христа» - так предполагал сначала закончить «Преступление и наказание» Достоевский: Раскольникову предстает видение Христа, после этого он идет просить прощения у народа. Вообще у автора за время работы над романом возникало много вариантов его финала. Например, в одной из черновых записей читаем: «Финал романа. Раскольников застрелиться идет». Но это было бы финалом только для «идеи Наполеона». Писатель же намечает еще и финал для «идеи любви». Просто показать крах бесчеловечной теории своего героя для Достоевского мало. Наверное, поэтому, он останавливается в конечном итоге на существующем финале, где с полной силой показана исцеляющая сила любви: «Их воскресила любовь».

Кстати, в черновых записях роман заканчивался следующими словами: «Неисповедимы пути, которыми находит Бог человека». Почему же Достоевский изменил последние строки? Наверное, он посчитал, что высокая нравственность может быть заключена не только в христианских принципах, ведь у каждого человека есть своя совесть , которая позволяет или не позволяет ему совершать аморальные поступки, независимо от того, верует человек в Бога или нет. Он осознавал, что путь к добру и счастью может лежать не только через религию. Но такой путь Федор Михайлович определил для себя и своего героя. Слово «религия» для Достоевского было равнозначно словам «совесть», «любовь», «жизнь». Наверняка поэтому он сделал окончание своего романа менее конкретным, но от этого не менее сильным.

И все же в «Преступлении и наказании» довольно много библейской символики. Например, духовное освобождение Раскольникова символически приурочено к Пасхе. Пасхальная символика (воскресение Христа) перекликается в романе с символикой воскресения Лазаря. Этот евангельский сюжет воспринимается главным героем как обращение лично к нему. И если до этого момента читатель чувствует, что гнет тяжелых мыслей Раскольникова только растет, то после него уже ощущается надежда на нравственное исцеление. Кроме того, именно этот эпизод, наконец, объединяет «убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги».

В конце эпилога упоминается еще один библейский персонаж - Авраам. В книге Бытия это первый человек, откликнувшийся но зов Бога. Достоевский уверен в обращении Бога к человеку, в его активном участии в судьбах людей. Недаром в заключительных главах романа целый ряд героев высказывается о Боге именно в таком смысле.

Соня, которая является проводником мыслей автора, говорит: «Пойди…стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету…и скажи всем, вслух: «Я убил». Тогда бог опять тебе жизни пошлет». Она же говорит: «Бог этого не попустит», или: «Бог защитит». Когда Раскольников спрашивает, что Бог для нее делает , она без сомнений отвечает: «Все делает».

Таким образом, Федор Михайлович Достоевский в «Преступлении и наказании» подчеркивает великую силу веры в Бога, способную нравственно исцелить и воскресить человека, дать силы для новой, лучшей жизни. К тому же, автор говорит своему читателю, что вера и любовь всегда были и будут выше и сильнее любых теорий.

Образ Раскольникова в системе

других образов романа.

Если говорить о полифоничности романов Достоевского, то можно выделить не только то, что право голоса в них получают герои с самыми различными убеждениями, но и то, что мысли и поступки действующих лиц существуют в тесном сцеплении, взаимопритяжении и взаимоотталкивании. «Преступление и наказание» не является исключением.

На страницах романа проходят, мелькают или активно участвуют в действии более девяноста персонажей. Из них около десяти - первостепенных, имеющих резко очерченные характеры, взгляды, играющих важную роль в развитии сюжета. Остальные упоминаются эпизодически, лишь в нескольких сценах и не оказывают важного влияния на ход действия. Но введены в роман они совсем не случайно. Каждый образ нужен Достоевскому в его поисках единственно верной идеи; герои романа раскрывают ход мысли автора во всех ее поворотах, а мысль автора делает единым изображаемый им мир и высвечивает главное в идейно-нравственной атмосфере этого мира.

Поэтому, чтобы понять характер, взгляды, мотивы поведения и поступков Раскольникова, необходимо обратить внимание на соотнесение Достоевским его образа с другими персонажами романа. Почти все действующие лица произведения, не теряя своей индивидуальной самобытности, в той или иной мере объясняют происхождение теории Раскольникова, ее развитие, несостоятельность и в конечном итоге - крушение. И если не все, то большинство этих лиц надолго или на мгновение привлекают внимание главного героя. Их поступки, речи, жесты время от времени всплывают в памяти Раскольникова или мгновенно воздействуют на его размышления, заставляя то возражать самому себе, то, наоборот, еще больше утверждаться в своих убеждениях и намерениях.

Персонажи Достоевского, по наблюдениям литературоведов, обычно предстают перед читателем с уже сложившимися убеждениями и выражают собой не только определенный характер, но и определенную идею. Но столь же очевидно и то, что ни один из них не олицетворяет идею в чистом виде, не является схематичным, а создан из живой плоти, и - больше того - поступки героев нередко противоречат тем идеям, носителями которых они являются и которым им самим хотелось бы следовать.

Разумеется, охарактеризовать воздействие всех персонажей романа на главного героя невозможно, подчас это очень мелкие эпизоды, которые вспомнит не каждый читатель. Но некоторые из них имеют ключевое значение. О таких случаях я и хочу рассказать. Начнем с семейства Мармеладовых.

Семен Захарович Мармеладов - единственный из основных персонажей романа, с которым автор свел Раскольникова еще до преступления. Разговор спившегося чиновника с Раскольниковым - это, по сути, монолог Мармеладова, Родион Раскольников не вставляет в него и трех реплик. Спора вслух не происходит, но мысленный диалог с Мармеладовым у Раскольникова не мог не состояться, ведь и тот, и другой мучительно размышляют над возможностью избавления от страданий. Но если для Мармеладова надежда осталась только на мир потусторонний, то Раскольников еще не потерял надежды разрешить мучающие его вопросы здесь, на земле.

Мармеладов твердо стоит на одном пункте, который можно назвать «идеей самоуничижения»: ему и побои «не токмо не в боль, но и наслаждение бывают», и на отношение к нему как к шуту гороховому окружающих он приучает себя не обращать внимания, он и ночевать привык уже где придется… Награда за все это - встающая в его воображении картина «страшного суда», когда всевышний примет Мармеладова и ему подобных «свиней» и «соромников» в царствие небесное именно за то, что ни единый из них «сам не считал себя достойным сего».

Итак, не праведная жизнь сама по себе, а отсутствие гордыни - вот залог спасения, как считает Мармеладов. Раскольников внимательно выслушивает его, но самоуничижаться он не желает. Хотя впечатление от его исповеди у Раскольникова осталось глубокое и вполне определенное: уж если приносить себя в жертву, лишаться чести, то не за тридцать целковых, как Соня, а за что-нибудь более существенное. Таким образом, несмотря на противоположность идей, исповедуемых этими двумя героями, Мармеладов не только не разубедил, но, напротив, еще более укрепил Раскольникова в его намерении совершить убийство во имя возвышения над «дрожащей тварью» и ради спасения жизни нескольких благородных, честных людей.

Когда Достоевский обдумывал замысел романа «Пьяненькие», то Мармеладову в нем отводил роль главного героя. Затем Семен Захарыч вошел в другой роман - о Раскольникове, отступив перед этим героем на второй план. Но авторская трактовка образа от этого не стала менее сложной. Безвольный пьянчуга, жену довел до чахотки, дочь пустил по желтому билету, маленьких детей оставил без куска хлеба. Но одновременно автор всем повествованием взывает: о, люди, возымейте к нему хоть каплю жалости, приглядитесь к нему, так ли уж он плох, - несчастной женщине с тремя малолетними детьми «руку свою предложил, ибо не мог смотреть на такое страдание»; впервые места лишился не по своей вине, «а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся»; больше всего мучается от сознания вины перед детьми…

То, что узнал Раскольников от Мармеладова, и то, что увидел у него дома, не могло пройти бесследно для самого Родиона Романовича. Мысли о кроткой дочери Мармеладова и о его ожесточенной до предела жене время от времени будоражат больное воображение молодого человека, мучительно решающего для себя вопрос о возможности преступления ради защиты несчастных. И приснившийся ему вскоре сон о забитой насмерть кляче в немалой степени навеян встречей с несчастной, «загнанной» Катериной Ивановной .

Супруга Мармеладова появляется на страницах романа четыре раза, и все четыре раза Раскольников встречает ее после сильнейших собственных потрясений, когда ему, казалось бы, не до окружающих. Естественно, что главный герой ни разу не вступает с ней в пространные разговоры, он и слушает-то ее вполуха. Но все же Раскольников улавливает, что в ее речах попеременно звучат возмущение поведением окружающих, будь то ее муж или хозяйка комнаты, крик отчаяния, крик человека, которого загнали в угол, которому некуда больше пойти, и внезапно вскипающее тщеславие, стремление подняться в собственных глазах и в глазах слушателей на недосягаемую для них высоту.

И если с Мармеладовым связана идея самоуничижения, то с Катериной Ивановной идея - вернее даже не идея, а болезненная мания - самоутверждения. Чем безнадежнее ее положение, тем безудержнее эта мания, фантазия, или, как выражался Разумихин, «себятешение». И мы видим, что любая попытка внутренне выстоять в тех условиях, на которые обрекает людей безжалостное общество, не помогает: ни самоуничижение, ни самоутверждение не спасают от страдания, от разрушения личности, от физической гибели. Вместе с тем стремление Катерины Ивановны к самоутверждению перекликается с мыслями самого Раскольникова о праве избранных на особое положение, о власти «надо всем муравейником». В сниженном, пародийном виде перед ним предстает еще один безнадежный для человека путь - путь непомерной гордыни. Не случайно слова Катерины Ивановны о благородном пансионе запали в сознание Раскольникова. Несколько часов спустя он их напомнил ей, на что услышал в ответ: «Пансиона, ха-ха-ха! Славны бубны за горами!.. Нет, Родион Романыч, прошла мечта! Все нас бросили». Такая же трезвость ждет впереди и самого Раскольникова. Но даже болезненные мечтания Катерины Ивановны, ее жалкая «мания величия» не снижают трагизма этого образа. Достоевский пишет о ней с горечью и неутомимой болью.

И уж совсем особое место занимает в романе образ Сонечки Мармеладовой . Помимо того, что она является проводником идей автора в романе, она еще и двойник главного героя, поэтому значение ее образа трудно переоценить.

Соня начинает играть активную роль в момент раскаяния Раскольникова, видя и переживая чужие страдания. Она незаметно возникает в романе из арабесок петербургского уличного фона, сначала как мысль, как рассказ Мармеладова в трактире о семье, о дочери с «желтым билетом», потом косвенно - как фигура мимолетного видения Раскольникова из «их мира» на улице: какая-то девочка, белокуренькая, пьяная, кем-то только что обиженная, потом мелькнула подпевавшая шарманщику девушка в кринолине, в соломенной шляпке с огненного цвета пером. Все это по крупицам наряд Сони, в нем она появится, прямо с улицы, у постели умирающего отца. Только все внутреннее в ней будет опровержением крикливо-нищенского наряда. В скромном платье она придет к Раскольникову звать его на поминки, и в присутствии его матери и сестры робко сядет рядом. Это символично: отныне им идти одной дорогой, и до конца.

Раскольников был первым человеком, который отнесся к Соне с искренним сочувствием. Неудивительна та страстная преданность, какой ответила ему Соня. Ей даже не приходит в голову, что Раскольников видит в ней почти такого же преступника, каким является сам: оба, они, по его мнению, убийцы; только если он убил никчемную старуху, то она совершила, быть может, еще более страшное преступление - убила самое себя. И тем самым навсегда, как и он, обрекла себя на одиночество среди людей. Оба преступника должны быть вместе, считает Раскольников. И в то же время он сомневается в своей мысли, выясняет, считает ли себя преступницей сама Соня, мучает ее непосильными для ее сознания и совести вопросами. Родиона Раскольникова, несомненно, тянет к Сонечке как отверженного к отверженной. В рукописных вариантах романа есть такая запись от имени Раскольникова: «Как буду я обнимать женщину, которую полюблю. Разве это возможно? Что, если б она знала, что обнимает ее убийца. Она будет это знать. Она должна это знать. Она должна быть такая, как я…»

Но ведь это значит, что и страдать она должна не меньше, чем он. А о страданиях Сони Мармеладовой Раскольников составил себе понятие еще из полупьяного рассказа Семена Захарыча при их первой встрече. Да, сам Раскольников страдает, страдает глубоко. Но он сам себя обрек на страдания - Соня же страдает безвинно, расплачиваясь нравственными муками не за свои грехи. Значит, она неизмеримо выше его морально. И оттого его особенно сильно тянет к ней - он нуждается в ее поддержке, он устремляется к ней «не по любви, а как к провидению». Именно поэтому ей первой Раскольников рассказывает о совершенном преступлении. Мысль Раскольникова приводит Соню в ужас: «Это человек-то вошь!». И в то же время ей очень жаль Раскольникова, она уже знает, что ничем невозможно искупить это преступление, что самое страшное наказание за грех - ежеминутное самоосуждение, собственная неспособность простить себя, жить без угрызений совести. И сама Соня после страшного признания Раскольникова начинает считать, что они - люди одного мира, что все разделявшие их преграды - социальные, интеллектуальные - рухнули.

Соня сама выводит героя «из мрака заблуждения», вырастает в громадную фигуру страдания и добра, когда само общество заблудилось и один из его мыслящих героев - преступник. У нее нет никаких теорий, кроме веры в Бога, но это именно вера, а не идеология. Вера, как и любовь, относится к сфере иррационального, непостижимого, это нельзя объяснить логически. Соня нигде не спорит с Раскольниковым; путь Сонечки - объективный урок для Раскольникова, хотя никаких наставлений с ее стороны он не получает, если не считать совета пойти на площадь покаяться. Соня страдает молча, без жалоб. Невозможно для нее и самоубийство. Но ее доброта, кротость, душевная чистота поражают воображение читателей. А в романе даже каторжники, увидя ее на улице, кричали: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша нежная, болезная!». И все это жизненная правда. Такой тип людей, как Соня, всегда верен себе, в жизни они встречаются с разной степенью яркости, но поводы для их проявления жизнь подсказывает всегда.

Судьбу Сони Мармеладовой Раскольников соотносит с судьбой всех «униженных и оскорбленных». В ней он увидел символ вселенского горя и страдания, и, целуя ей ноги, он «всему страданию человеческому поклонился». Раскольникову принадлежит восклицание: «Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!». Многие исследователи считают, что Соня - воплощение авторского идеала христианской любви, жертвенного страдания и смирения. Своим примером она показывает путь Раскольникову - восстановить утраченные связи с людьми через обретение веры и любви. Силой своей любви, способностью претерпеть любые муки она помогает ему превозмочь самого себя и сделать шаг к воскрешению. Хотя начало любви для Сони мучительно, для Раскольникова же близко к садизму: страдая сам, он заставляет и ее страдать, тайно надеясь, что она откроет нечто приемлемое для обоих, предложит что угодно, кроме явки с повинной… Тщетно. «Соня представляла собой неумолимый приговор, решение без перемены. Тут - или ее дорога, или его». В эпилоге автор показывает читателю долгожданное рождение взаимной, все искупающей любви, которая должна поддерживать героев на каторге. Это чувство крепнет и делает их счастливыми. Однако полное восстановление Раскольникова не показано Достоевским, оно только объявлено; читателю дано большое пространство для размышления. Но это не главное, а главное то, что идеи автора в романе все-таки воплощаются в реальность, причем именно с помощью образа Сонечки Мармеладовой. Именно Соня является воплощением хороших сторон души Раскольникова. И именно Соня несет в себе ту истину, к которой через мучительные искания приходит Родион Раскольников. Так освещается личность главного героя на фоне его взаимоотношений с Мармеладовыми.

С другой стороны Раскольникову противостоят люди, которые были самыми близкими для него до того, как он пришел к мысли о разрешении самому себе права на убийство «ничтожной твари» ради пользы многих. Это мать, Пульхерия Александровна, сестра Дуня, товарищ по университету Разумихин. Они олицетворяют для Раскольникова «отвергнутую им» совесть. Они ничем себя не запятнали, живя в преступном мире, и потому общение с ними почти невозможно для главного героя.

Дворянский сын с замашками разночинца, Разумихин сочетает в себе весельчака и труженика, забияку и заботливую няньку, донкихота и глубокого психолога. Он полон энергии и душевного здоровья, об окружающих людях он судит разносторонне и объективно, охотно прощая им мелкие слабости и беспощадно бичуя самодовольство, пошлость и эгоизм; при этом он самым трезвым образом оценивает себя. Это демократ по убеждениям и по образу жизни, не желающий и не умеющий подольщаться к другим, как бы высоко он их не ставил.

Разумихин - человек, другом которого быть нелегко. Но чувство дружбы настолько свято для него, что, увидя товарища в беде он бросает все свои дела и спешит на помощь. Разумихин настолько честен и порядочен сам, что ни на минуту не сомневается в невиновности друга. Однако он отнюдь не склонен к всепрощению и по отношению к Раскольникову: после его драматичного прощания с матерью и сестрой Разумихин делает ему прямой и резкий выговор: «Только изверг и подлец, если не сумасшедший, мог бы так поступить с ними, как ты поступил; а следственно, ты сумасшедший…».

О Разумихине нередко пишут как о человеке ограниченном, «умном, но ординарном». Сам Раскольников иногда называет его мысленно «дурачком», «болваном». Но я думаю, что Разумихина отличает скорее не ограниченность, а неискоренимое добродушие и вера в возможность рано или поздно найти решение «больных вопросов» общества - надо только неустанно искать, не сдаваться: «…и хоть мы врем, врем, да довремся же наконец до правды». Разумихин тоже желает установления на земле правды, но у него ни разу не возникает мыслей, хотя бы отдаленно напоминающих мысли Раскольникова

Здравый смысл и человечность сразу же подсказывают Разумихину, что теория его друга очень далека от справедливости: «Меня более всего возмущает, что ты кровь по совести разрешаешь». Но когда явка Раскольникова в суде уже является свершившимся фактом, он выступает в суде как самый ярый свидетель защиты. И не только потому, что Раскольников его товарищ и брат будущей жены, но и потому, что понимает, сколь бесчеловечна система, толкнувшая человека на отчаянный бунт.

Авдотья Романовна Раскольникова по первоначальному замыслу должна была сделаться единомышленницей брата. Сохранилась следующая запись Достоевского: «Он непременно сестре (когда та узнала) или вообще говорит о двух разрядах людей и воспламеняет ее этим учением». В окончательном же варианте Дуня чуть не с первых минут встречи вступает с братом в спор.

Линия отношений брата и сестры Раскольниковых - одна из самых сложных в романе. Горячая любовь молодой провинциалки к старшему брату, умному, мыслящему студенту, не подлежит сомнению. Он, при всем его эгоизме и холодности, до совершения убийства нежно любил сестру и мать. Мысль о них была одной из причин его решения переступить через закон и через собственную совесть. Но это решение обернулось для него таким непосильным грузом, так непоправимо отрезал он себя от всех честных, чистых людей, что и на любовь уже не стало сил.

Разумихин и Дуня - это не Мармеладовы: они почти не упоминают о Боге, их гуманизм чисто земной. И, тем не менее, их отношение к преступлению Раскольникова и к самой его «наполеоновской» теории столь же непоколебимо отрицательное, как и у Сони.

• Убивать, убивать-то право имеете? - восклицала Соня.
• Меня более всего возмущает, что ты кровь по совести разрешаешь, - говорит Разумихин.
• Но ведь ты кровь пролил! - в отчаянии кричит Дуня.

Раскольников стремится с презрением отбросить любой довод каждого из них против «права на преступление», но отмахнуться от всех этих доводов не так-то просто, тем более что они совпадают с голосом его совести.

Если говорить о героях, которым как бы присущ голос совести главного героя, нельзя не вспомнить язвительную, «ухмыляющуюся» совесть Раскольникова - следователя Порфирия Петровича.

Достоевскому удалось вывести сложный тип умного и желающего добра Раскольникову следователя, который не просто бы смог разоблачить преступника, но и со всей глубиной вникнуть в сущность теории главного героя, составить ему достойного оппонента. В романе ему отводится роль главного идейного антагониста и «провокатора» Раскольникова. Психологические дуэли его с Родионом Романовичем становятся самыми захватывающими страницами романа. Но по воле автора он еще и приобретает дополнительную смысловую нагрузку. Порфирий - слуга определенного режима, он пропитан пониманием добра и зла с точки зрения кодекса господствующей морали и свода законов, которые сам автор, в принципе, не одобрял. И вдруг он выступает в роли отца-наставника по отношению к Раскольникову. Когда он говорит: «Без нас вам нельзя обойтись», - это означает нечто совсем другое, чем простое соображение: не будет преступников, не будет и следователей. Порфирий Петрович учит Раскольникова высшему смыслу жизни: «Страданье - тоже дело хорошее». Порфирий Петрович говорит не как психолог, а как проводник определенной тенденции автора. Он предлагает положиться не на разум, а на непосредственное чувство, довериться натуре, природе. «Отдайтесь жизни прямо, не рассуждая, не беспокойтесь, - прямо на берег вынесет и на ноги поставит».

Ни родные, ни близкие Раскольникову люди не разделяют его взглядов и не могут принять «разрешения крови по совести». Даже старый законник Порфирий Петрович находит в теории главного героя много противоречий и пытается донести до сознания Раскольникова мысль о ее неправильности. Но, быть может, спасение, исход можно найти в других людях, которые его взгляды в чем-то разделяют? Может, стоит обратиться к другим действующим лицам романа, чтобы найти хоть какое-то оправдание «наполеоновской» теории?

В самом начале пятой части романа появляется Лебезятников. Несомненно, что его фигура является в большей степени пародийной. Достоевский представляет его как примитивно-пошлый вариант «прогрессиста», вроде Ситникова из романа Тургенева «Отцы и дети». Монологи Лебезятникова, в которых он излагает свои «социалистические» убеждения - резкий шарж на знаменитый в те годы роман Чернышевского «Что делать?». Пространные размышления Лебезятникова о коммунах, о свободе любви, о браке, об эмансипации женщин, о будущем устройстве общества кажутся читателю карикатурой на попытку донести до читателя «светлые социалистические идеи».

Лебезятникова Достоевский изображает исключительно сатирическими средствами. Это пример своеобразной «нелюбви» автора к герою. Тех героев, чья идеология не вписывается в круг философских размышлений Достоевского, он описывает в уничтожающей манере. Идеи, проповедуемые Лебезятниковым и ранее интересовавшие самого писателя, разочаровывают Достоевского. Поэтому так карикатурно он описывает Андрея Семеновича Лебезятникова: «Это был один из того бесчисленного и разноличного легиона пошляков, дохленьких недоносков, и всему недоучившихся самодуров, которые мигом пристают непременно к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить ее, чтобы мигом окарикатурить все, чему они же иногда самым искренним образом служат». Для Достоевского даже «искреннее служение» гуманистическим идеалам нисколько не оправдывает пошлого человека. В романе Лебезятников совершает один благородный поступок, но даже это не облагораживает его образ. Достоевский не дает героям такого типа ни одного шанса состояться как личность. И хотя риторика и Раскольникова, и Лебезятникова носит гуманистически окрашенный характер, но не совершавший значимо плохих поступков (как, впрочем, и хороших) Андрей Семенович несравним со способным на значительные поступки Раскольниковым. Душевная узость первого намного отвратительнее нравственной болезни второго, и никакие «умные» и «полезные» речи не поднимают его в глазах читателя.

В первой части романа, еще до совершения преступления, Раскольников из письма матери узнает, что его сестра Дуня собирается выйти замуж за вполне состоятельного и «кажется, доброго человека» - Петра Петровича Лужина . Родион Раскольников начинает ненавидеть его еще до личного знакомства: он понимает, что на этот шаг сестру толкает вовсе не любовь, а простой расчет - так можно помочь матери и брату. Но и последующие встречи с самим Лужиным только укрепляют эту ненависть - Раскольников просто не принимает таких людей.

А ведь чем Петр Петрович не жених: все в нем благоприлично, как и его светлая жилетка. С первого взгляда так и кажется. Но жизнь Лужина - сплошной расчет. Даже брак с Дуней - это не брак, а купля-продажа: он вызвал невесту и будущую тещу в Петербург, а ни копейки на них не потратил. Лужин хочет преуспеть в карьере, он задумал открыть публичную адвокатскую контору, служить законности и справедливости. Но в глазах Достоевского существующая законность и тот новый суд, на который он когда-то надеялся, как на благо, теперь - понятие отрицательное.

Лужин представляет в романе тип «приобретателя». В его образе воплощена ханжеская буржуазная мораль. Он берет на себя смелость судить с высоты своего положения о жизни, излагая циничные теории и рецепты приобретательства, карьеризма, приспособленчества. Его идеи - это идеи, ведущие к полному отказу от добра и света, к разрушению души человека. Раскольникову такая мораль кажется во много раз более человеконенавистнической, чем свои собственные мысли. Да, Лужин не способен на убийство, но по натуре он не менее бесчеловечен, чем обыкновенный убийца. Только он не будет убивать ножом, топором или револьвером - он найдет массу способов раздавить человека безнаказанно. Это его свойство проявляется во всей полноте в сцене на поминках. А по закону такие, как Лужин, невиновны.

Встреча с Лужиным дает еще один толчок бунту героя: «Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне?». Но как бы ни был ненавистен Раскольникову Лужин, он сам в чем- то похож на него: «чего хочу, то и делаю». Со своей теорией он выступает во многом как высокомерное создание века конкуренции и безжалостности. Ведь для расчетливого и эгоистичного Лужина человеческая жизнь сама по себе не представляет никакой ценности. Поэтому, совершая убийство, Родион Раскольников словно приближается к таким людям, ставит себя на одну ступень с ними. И очень близко судьба сводит главного героя с еще одним действующим лицом - помещиком Свидригайловым.

Раскольников ненавидит стародавний барский разврат, таких, как Свидригайловых, хозяев жизни. Это - люди разнузданных страстей, цинизма, надругательств. И если нужны перемены в жизни, то еще и потому, чтобы положить конец их разгулу. Но как бы это ни было удивительно, именно Свидригайлов является сюжетным двойником главного героя.

Мир Раскольникова и Свидригайлова изображается Достоевским с помощью целого ряда сходных мотивов. Самый важный из них - то, что оба разрешают себе «переступить». Ведь Свидригайлов нисколько не удивлен тем, что Раскольников совершил преступление. Для него преступление - нечто, вошедшее в жизнь, уже являющееся нормальным. Его и самого обвиняют во многих преступлениях, и он прямо их не отрицает.

Свидригайлов проповедует крайний индивидуализм. Он говорит, что человеку от природы свойственна жестокость и он предрасположен совершать насилие над другими для удовлетворения своих желаний. Свидригайлов говорит Родиону Раскольникову, что они «одного поля ягоды». Эти слова пугают Раскольникова: получается, что мрачная философия Свидригайлова - это его же теория, доведенная до логического предела и лишенная гуманистической риторики. И если у Раскольникова идея возникает из желания помочь человеку, то Свидригайлов считает, что человек не заслуживает ничего большего, чем «душной бани с пауками». Это свидригайловское представление о вечности.

Как и все двойники у Достоевского, Свидригайлов и Раскольников много думают друг о друге, за счет чего создается эффект общего сознания двух героев. По сути, Свидригайлов является воплощением темных сторон души Раскольникова. Так, поэт и философ Вячеслав Иванов пишет о том, что эти два героя соотносятся как два злых духа - Люцифер и Ариман. Иванов отождествляет бунт Раскольникова с «люцеферическим» началом, видит в теории Раскольникова бунт против Бога, а в самом герое - возвышенный и по-своему благородный ум. Позицию Свидригайлова он сравнивает с «ариманством», здесь нет ничего, кроме отсутствия жизненных и творческих сил, духовной гибели и разложения.

В итоге Свидригайлов заканчивает жизнь самоубийством. Его смерть совпадает с началом духовного возрождения главного героя. Но вместе с облегчением после известия о смерти Свидригайлова к Раскольникову приходит смутная тревога. Ведь не следует забывать, что о преступлениях Свидригайлова сообщается только в форме слухов. Читатель не знает точно, совершал ли он их. Это остается загадкой, сам Достоевский не дает однозначного ответа о виновности Свидригайлова. К тому же, на протяжении всего действия романа Свидригайлов совершает едва ли не больше «добрых дел», чем остальные герои. Сам он говорит Раскольникову, что не брал на себя «привилегию» делать «только злое». Таким образом, автор показывает другую грань характера Свидригайлова, еще раз подтверждая христианские представления о том, что в любом человеке есть и добро, и зло, и свобода выбора между ними.

Раскольников, Свидригайлов, Лужин и Лебезятников образуют между собой идейно значимые пары. С одной стороны, противопоставляется крайне индивидуалистическая риторика Свидригайлова и Лужина гуманистически окрашенной риторике Раскольникова и Лебезятникова. С другой стороны, противопоставляются глубокие характеры Раскольникова и Свидригайлова мелким и пошлым характерам Лебезятникова и Лужина. Статус героя в романе Достоевского определяется прежде всего критерием глубины характера и наличием духовного опыта, как его понимает автор, поэтому Свидригайлов, «отчаяние самое циническое», ставится в романе гораздо выше не только примитивного эгоиста Лужина, но и Лебезятникова, несмотря на его определенный альтруизм.

Во взаимодействии с остальными героями романа в полной степени раскрывается образ Родиона Романовича Раскольникова. В сравнении с умным, но ординарным Разумихиным видна незаурядность личности Раскольникова. Деловой бездушный человек Лужин - потенциально больший преступник, чем Раскольников, совершивший убийство. Свидригайлов, темная личность с аморальными представлении о жизни, как бы предостерегает главного героя от окончательного нравственного падения. Рядом с Лебезятниковым, всегда примыкавшим к «ходячей идее», кажется высоким в его естественности нигилизм Раскольникова.

Из этого взаимодействия еще и становится ясно, что ни одна из идеологий вышеперечисленных героев не представляет собой надежной и убедительной альтернативы теории Раскольникова, глубоко выстраданной и по-своему честной. По-видимому, автор хотел сказать, что любая абстрактная теория, обращенная к человечеству, на самом деле бесчеловечна, потому что в ней нет места конкретному человеку, его живой природе. Не случайно в эпилоге, говоря о просветлении Раскольникова, Достоевский противопоставляет «диалектику» и «жизнь»: «Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое».

Заключение.

Думаю, трудно не согласиться с тем, что творческий дар Достоевского настолько велик и своеобразен, что полностью охватить все нюансы и подробности его произведений просто невозможно. Его произведения насыщены глубинными проблемами, стоящими перед человечеством не первое столетие. Но для Достоевского всегда на первом месте стоял вопрос познания великой тайны - тайны души человека. Я считаю, что «Преступление и наказание» - это очередная попытка писателя приоткрыть завесу, закрывающую от нас эту тайну.

Главный герой романа, Родион Раскольников, - личность сильная и незаурядная. Достоевский этого не отрицает. Более того, осуждая идеи своего героя, он полностью согласен с ним в одном: человечество погрязло в грязи и пошлости, и нужно искать из этого выход. Только вот выход Достоевский видит, в отличие от своего героя, не во власти сильных, не в перешагивании через судьбы людей, пусть даже во имя благих целей. Его выход - это любовь и глубокая вера в Бога. Да, человек не может быть несвободным, нельзя отнимать у него великое право быть человеком и жить по-человечески. Страшно, когда человеку некуда пойти. Но не менее страшно, когда человеку все дозволено. По Достоевскому вседозволенность ведет к аморальности и распаду всех человеческих связей. К этому выводу автор пришел долгим и трудным путем, столь же мучительно идет к осознанию истины и Раскольников. «Счастье покупается страданием», - говорит нам Достоевский, и в этом ему видится неизменный закон человеческой жизни.

Для меня главный нравственный урок образа Раскольникова заключается в осознании ответственности за свои поступки. Как бы ни были благи цели, которые ставит перед собой человек, они не оправдывают страданий других людей. Достоевскому принадлежат слова, что никакая революция, которая может осчастливить многих, не стоит одной слезы ребенка. В понятии человеческой жизни для Достоевского заключено нечто святое, неподвластное никаким идеям и теориям. «Возлюби ближнего своего», - говорит одна из библейских заповедей. Эту же мысль хочет донести до читателя и Достоевский. Гармония и счастье человечества заключены в этих словах, и лишь приняв их, люди смогут нравственно очиститься, переродиться, как смог «возродиться к жизни» Родион Раскольников.

Федор Михайлович Достоевский, великий социолог своего времени, не отрицал влияния общественной среды на мысли и поступки человека. Но он не оправдывает этим своего героя, в принципе, решившегося на преступление из-за желания исправить творящуюся вокруг несправедливость. Писателю принадлежат слова: «Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человеке глубже, чем предполагают лекари-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегните зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой». Автор заставляет нас задуматься над тем, что же стоит совершенствовать сначала: окружающий мир или себя? И в то же время его неотступно мучают «проклятые» вопросы русского общества. Роза Люксембург писала, что для Достоевского «распалась связь времен перед лицом того, что человек может убить человека. Он не находит покоя, он чувствует ответственность, лежащую за этот ужас на нем, на каждом из нас».

Действительно, мир вокруг нас зависит от того, каким видим его в будущем мы. Алчность, жадность, жестокость, гордыня, злость, пошлость, зависть - все это нравственные пороки, пороки заключенные в самом человеке. Исцеление от них Достоевский увидел в религии, страдании, христианском смирении и любви. Но вот принять «правду» Достоевского или нет, каждый читатель решает сам.

Список использованной литературы.

1. Белов С.В. «Роман «Преступление и наказание». Комментарии». Москва, «Просвещение», 1985.
2. Волкова Л.Д. «Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» в школьном изучении». Ленинград, «Просвещение», 1977.
3. Кулешов В.И. «Жизнь и творчество Ф.М. Достоевского». Москва, «Детская литература», 1979.
4. Муравьев А.Н. Статья «Раскольников и другие». Москва, «Просвещение», 1983.
5. Румянцева Э.М. «Федор Михайлович Достоевский. Биография писателя». Ленинград, «Просвещение», 1971.
6. Щенников Г.К. «Художественное мышление Достоевского». Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1978.
7. Якушина Н.И. «Жизнь и творчество Ф.М. Достоевского. Материалы для выставки в школе и детской библиотеке». Москва, «Детская литература», 1993.
8. Сайт в интернете: www.bankreferatov.ru.

«Красота спасет мир», – написал Ф. М. Достоевский в своем романе «Идиот». Эту красоту, которая способна спасти и преобразовать мир, Достоевский искал на протяжении всей своей творческой жизни, поэтому почти в каждом его романе есть герой, в котором и заключена хотя бы частичка этой красоты. Причем писатель имел в виду вовсе не внешнюю красоту человека, а его нравственные качества, которые и превращают его в действительно прекрасного человека, который своей добротой и человеколюбием способен внести частичку света в убогий и жестокий мир. В романе «Преступление и наказание» таким светом стала Сонечка Мармеладова, самая «униженная и оскорбленная» из всех героев этого романа.

Именно она благодаря своему светлому и бескорыстному характеру становится настоящим нравственным идеалом Достоевского, к которому он мечтает привести всех людей.

Этот нравственный идеал заключен в бескорыстной, самоотверженной и сострадательной Соне, которая является таковой от природы, оттого, что так ей велят ее сердце, ее искренняя вера в бога и в доброе начало во всех людях.

Благодаря своей нравственной чистоте и душевной невинности Сонечка как бы вырывается из оков современности, парит над реальной жизнью, становится олицетворением всех лучших человеческих качеств. Порой она, необразованная и полуграмотная девушка, видит даже больше, чем студент‑философ Раскольников. Ей понятно то, что Родиону только предстоит понять, а именно – безграничная любовь ко всему человечеству, которая ведет к единению с людьми и обществом. Не будь этой любви, Сонечка не смогла бы жить, потому жизнь только ради самой себя, ей не понятна. Ей необходимо жить для кого‑то, только тогда ее существование становится полным и имеет какой‑то смысл. Ради этого она готова даже пожертвовать собой. Не пойди она на улицу – умерли бы с голода ее домочадцы. Добро Сони по отношению к другим требует зла по отношению к себе, но она готова принести такую жертву.

Иногда образ униженной, торгующей своим телом девушки напоминает читателю о чистейшем образе Богоматери, скорбящей за всех несчастных на земле. «Так не на земле, а там… о людях тоскуют, плачут, а не укоряют…»

Самоотречение Сони приобретает форму «бесконечного унижения». Но, по мнению Достоевского, это качество должно быть присуще человеку изначально. Только тот человек, который обладает этими качествами с самого рождения, может стать нравственным идеалом. Именно таким человеком и является Соня.

Интересно проследить за тем, как Соня относится к христианской вере. Для нее совершенно не имеет значения обрядовая сторона, самым важным является именно вера, вера в Бога, вера в изначальное добро и человеколюбие. Именно в вере она находит тот свет, который освещает ее жалкое существование и положение проститутки. Поэтому к Сонечке не липнет «грязь обстановки убогой». Поэтому она не станет добиваться добра через зло, только через самопожертвование и сострадательную любовь ко всему человечеству.

В образе Сони воплощены идеи Достоевского о том, что мир спасет братское единение между людьми, истинная вера в Бога, и что основу для этого единения следует искать не в обществе «сильных мира сего», а в глубинах народной России. В лице Сони Достоевский изображает народный, истинный вариант религиозного мироощущения. Именно в народной религиозности находит Достоевский основу для своей идеи глубинного христианства. Вот почему именно Сонечка Мармеладова становится идеалом женщины, идеалом человека. Вот почему именно в ней заключен нравственный идеал самого Достоевского, который считал, что именно такая, истинная душевная простота и красота спасут мир, направят человечество в нужное русло и избавят людей от многих страданий и излечат общество от пороков.

«В чем я виноват перед ними?.. Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель почитают» - этими словами можно начать урок о «двойниках» Раскольникова. Теория Раскольникова, доказывающая, «тварь ли он дрожащая» или имеет право, предполагала...

Родион Раскольников – главный герой романа Достоевского «Преступление и наказание». Раскольников очень одинок. Он бедный студент, живущий в маленькой комнатке, больше похожей на гроб. Ежедневно Раскольников видит «темную сторону» жизни, Петербурга: окраины...

Ф. М. Достоевский - «великий художник идеи» (М. М. Бахтин). Идея определяет личность его героев, которым «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Роман «Преступление и наказание» - это развенчание теории Родиона Раскольникова, осуждение принципа...

1. Новое!

   1. Вступление. Сны героев в системе художественных средств писателя. 2. Основная часть. Сны и грезы Раскольникова в романе «Преступление и наказание». - Первый сон героя и его значение, символика. Полярность образов. - Образ лошади и его значение в сюжете...