«Почему Борис Костяев — главный герой повести "Пастух и пастушка" — умирает от самой пустяковой раны. Сочинение-рассуждение на тему: Почему герои не могли быть счастливы? в повести Бедная Лиза, Карамзин Психологическая подготовка к драке

Бить или не бить - вот в чем вопрос, с которым рано или поздно сталкивается любой православный родитель, у которого растут мальчики. И речь тут вовсе не о физических наказаниях собственных детей. Так уж устроена мальчишеская жизнь, что утверждать себя в ней приходится иногда через банальную драку.

З де сь для православного папы неизбежно возникает когнитивный диссонанс: с одной стороны, понимаешь, что умение постоять за себя и за других людей, нуждающихся в твоей защите - необходимый навык для будущего мужчины. Но вот приобрести его можно лишь на практике. А как это сделать, не нарушая прямую и вполне однозначную заповедь Господа - если кто ударит тебя по левой щеке, подставь правую? Передо мной эта проблема вставала дважды. Впервые - когда мои мальчишки только пошли в школу, и второй раз - когда им исполнилось лет 15-16. О том, как мы сообща ее решали, я сейчас попробую рассказать.

Примерно через месяц после начала учебного года мой первоклашка Никита подошел и сказал:

Пап, меня в школе бьют.

Одноклассники.

Ну, так дай им сдачи.

И тут произошло то, что я до сих пор вспоминаю со стыдом за свою отцовскую несостоятельность. Никита похлопал ресницами и как-то очень бесхитростно ответил:

Пап, а я не умею давать сдачи.

Для меня это было шоком. Почему-то мне казалось, будто умение драться у мальчишек появляется само по себе, просто в процессе жизнедеятельности. Во всяком случае, у меня в детстве это происходило именно так. Но я рос в рабочем квартале, где стычка с разбитыми в кровь носами или драка двор на двор были обычным делом. А мои сыновья до школы жили исключительно в окружении наших приходских ребят, таких же спокойных, добрых, способных любой конфликт решить мирным путем. И вот пришла пора пожинать плоды такого «закрытого» воспитания. Тут к актуальному разговору подтянулся из соседней комнаты дошкольник Глебушка:

Да, папа, мы не умеем бить.

Я подставил открытую ладонь и сказал Никите:

Ну-ка, давай, посмотрим. Бей.

Сын неуверенно ткнул в ладонь плохо сложенным кулаком.

Это ты толкнул, а нужно ударить. Давай еще.

Никита попробовал еще раз. Результат был примерно тот же. Потом попробовал ударить Глеб. У него тоже ничего не получилось.

Понятно. Снимайте майки.


Мальчишки с готовностью разделись и вытянулись передо мной, как солдаты на строевом смотре. С первого же взгляда на этот «строй» мне захотелось одновременно заплакать и самому себе набить морду. Почему я не видел этого раньше? Худенькие оба, руки как палочки, кожа словно бы натянута прямо на ребра, мышц не видно вообще. Только синие жилки просвечивают под выпирающими ключицами.

Когда-то в юности я довольно серьезно занимался самбо и дзюдо, ездил с командой на соревнования. Потом жизнь закрутила совсем в другую сторону, и про спорт я забыл на много лет. Цену этой папиной «забывчивости» моим детям теперь приходилось платить с процентами.

Ну да лучше с опозданием, чем - никогда. И мы немедленно принялись наверстывать упущенное. Я стал показывать сыновьям, как правильно отжиматься, приседать, делать упражнения на растяжку, качать пресс. Нужно было видеть, с каким восторгом они тут же кинулись в эту новую для них стихию. Сами установили себе время тренировок - 2 часа в день. И неу­коснительно следовали этому правилу, подгоняя друг друга, если кто-то вдруг решит пофилонить. Через пару месяцев, когда они окрепли, я стал показывать им удары и приемы. Конечно же, по классификации Юрия Шевчука я был скорее типичным «теоретиком кун-фу». Но других тренеров в нашем городке не было.

В этот период мальчишки, быть может, впервые оценили всерьез то, что они есть друг у друга. Это же такое счастье для бойца, когда ему не нужно искать себе спарринг-партнера и можно в любой момент поотрабатывать очередной прием с родным братом, не выходя из дома!

Странное хобби мамы

А тут еще наша мама подлила масла в этот пылающий огонь детской любви к спорту. Дело в том, что моя дорогая женушка, многодетная мать, домохозяйка, живущая в сельской местности, - вот эта милая православная женщина вдруг решила, что у нее должно быть хобби. Ну, дело в общем понятное: жизнь в провинции скучна, найти себе интерес по душе хочется каждому. Странным оказался лишь ее выбор. И даже весьма странным. Потому что наша мама увлеклась творчеством… Джеки Чана. Она выписывала по почте какие-то редкие книги с его биографией, собрала полную коллекцию его фильмов, умудрилась найти где-то несколько компакт-дисков с его песнями (оказалось, что он еще и поет), даже начала изучать китайский язык. Ну и, естественно, мы всей семьей в тот период смотрели фильмы веселого и добродушного каскадера из Гонконга (а куда деваться, если у мамы - хобби?).
Оказалось, этот актер и режиссер на удивление щепетилен в нравственных вопросах. Во всех своих киношных маханиях ногами Джеки Чан настолько последовательно старался обличать зло и утверждать добро, что западная кинокритика в ту пору уже привычно вышучивала его за излишнюю дидактичность. Зато для наших мальчишек такое странное сочетание морализма с каратэ-боевиком оказалось настоящей находкой. Мальчишкам ведь всегда нужен герой, на которого хотелось бы быть похожим. А тут вот он, Джеки - бесстрашный, ловкий, сильный и в то же время добрый, честный, смешной. Что-то вроде Д’Артаньяна-Боярского, только без мушкетерских ухлестываний за чужими женщинами и непрерывного пьянства в кадре.

Но главным открытием для ребят стал документальный фильм о том, как Джеки Чан придумывает, готовит и снимает свои трюки. Вернее сказать - тот эпизод, где были показаны тренировки его команды каскадеров. Оказалось, что за всем экранным великолепием головокружительных прыжков, бросков и ударов стоит обычная ежедневная работа в спортзале - все те же отжимания (правда, у самого Джеки норма для них - 2000 раз за один подход), пресс, растяжка, скакалка и другие прозаичные вещи. Для моих мальчишек эта приоткрытая дверца на каскадерскую кухню изменила все их представления о жизни.

Они вдруг поняли, что если долго и упорно чем-то заниматься, результат обязательно будет. И с детской наивностью поставили себе задачу - стать такими же сильными и ловкими, как Джеки Чан. Спустя год упорных занятий дома они отжимались по 300 раз, неплохо подтягивались, лазали по канату. Ну и, конечно, научились эффектно махать ногами и руками в лучших традициях гонконгского кино-каратэ.

Борис и Глеб спешат на помощь

Тогда я еще никак не связывал эти их занятия с заповедью «подставь другую щеку». В моем представлении мальчишеские стычки до определенного возраста и дракой-то назвать нельзя - так, обычная возня, как у молодых собак или котят. Тем более что сыновья были неконфликтными по натуре и вовсе не стремились реализовать свои новые навыки для самоутверждения в среде ровесников. Лишь где-то к четвертому классу Глеб со своим другом Борисом стали периодически ввязываться в стычки со школьными хулиганами. Мама Бориса (к слову сказать, тогда - руководитель нашей приходской воскресной школы) после очередного вызова к директору жалобно смотрела мне в глаза и спрашивала:

- Саш, но ведь надо что-то делать с этим?

Ирина, ты же сама сейчас все слышала. Они заступились за одноклассниц, девочки это подтвердили. Что тебя не устраивает?

Ну… можно же было как-то словами все решить. Они же православные, в конце концов.

Знаешь, Ирин, я себя помню в их возрасте. И точно знаю, что есть в мальчишеской жизни ситуации, которые словами уже не разрулишь. Остается либо пройти мимо, либо драться. Неужели тебя больше устроило, если бы наши ребята прошли мимо?

Ирина вздохнула:

Нет, конечно. Но все-таки… как-то нехорошо. И главное, имена-то какие у них - Борис и Глеб. Святые страстотерпцы. А тут…

Да, вот с именами мы как-то не угадали, это точно…

Честно говоря, у меня эти инциденты не вызывали особого беспокойства. Конечно, всякий раз я проводил свое собственное, папское дознание, выслушивал не только Глеба, но и других свидетелей или участников «боя». И никогда не было такого, чтобы драку начал или спровоцировал Глеб.

Однажды он просто вогнал меня в ступор описанием своего очередного поединка. На вопрос о ссадине на щеке он пожал плечами, улыбнулся своей буратинистой улыбкой и поведал следующее:

- Пап, ну это опять Коростылев. Ты же знаешь, ему спокойно не живется. Шли из школы с Борисом. Коростыль со своей компашкой нас догнали, окружили. Борис говорит: «А чего вы толпой-то? Пускай кто-нибудь из вас со мной один на один выйдет. Или вон - с Глебом. Раз такие герои». Ну, Коростылев и решил со мной помахаться. «Только чур, без ног, - говорит. - Деремся только руками».

Я улыбнулся понимающе. Молодец Коросты­лев, правильно рассуждает, хоть и второгодник. Удар маваши-гери Глеб тогда научился бить так, что в бою с использованием ног у школьных хулиганов против него не было никаких шансов вообще.

Дальше отошли в сквер. Коростыль на меня кинулся, пару раз попал вскользь. Он же руками вдурную машет, как мельница. А я его на противоходе поймал. Короче, разбил ему нос. Он стоит, рубаха в крови, сопли и слезы по лицу размазывает. Орет: «Давай, продолжаем! Я тебя сейчас сделаю!»

А что я… Я вижу, что он реально озверел. Тут уже или бить его всерьез, на поражение, или он меня сам искалечит. Здоровый же. И дурной. Я прикинул, посмотрел на него, и говорю: «Слушай, ты сегодня явно не форме. Давай договоримся так: сейчас ты пойдешь домой и приведешь себя в порядок. А продолжим мы с тобой завтра, после уроков. Идет?» Ну и разошлись на этом.

Эта рассудительность в одиннадцатилетнем мальчишке меня тогда и удивила и обрадовала. Я понял, что мой сынулька умеет спокойно соразмерять ответное воздействие даже в такой острой ситуации. Этот навык и у взрослых-то нечасто встречается.

Иллюзии уходят, хулиганье остается

Вот так мы и жили. Но все когда-нибудь кончается. Закончилось и детство у моих ребят. Оглянуться мы с женой не успели, как вихрастые и смешные наши мальчишки вдруг в одночасье превратились в нескладных подростков, нервных, замкнутых, живущих какой-то своей, непонятной нам жизнью.

И здесь у нас начался второй, уже по-настоящему серьезный кризис, связанный с проблемой «бить или не бить».

Давно уже оставлены были и шустрый красавчик Джеки Чан, и многочасовые ежедневные занятия спортом. В какой-то момент сыновья поняли, что, сколько ни занимайся, а Джеки Чаном все равно не станешь. Что ж, утрата детских иллюзий - необходимый элемент взросления...

В общем, иллюзии ушли. А школьное хулиганье осталось.

В подростковом периоде у ребят с этим все гораздо сложнее, чем в детстве. Пара лет разницы в возрасте делает противника недосягаемым для симметричного ответа. Тут все влияет - и физическое развитие (между 16 и 14 годами - целая пропасть), и статусный момент - «старшие» неприкосновенны. Но, пожалуй, тяжелей всего переживается какой-то иррациональный животный страх, который обалдуи-старшеклассники умеют внушать ребятам всего-то на пару-тройку лет младше их самих. У нас в школе сложилась разновозрастная гоп-компания, находившая для себя радость в унижении тех, кто в нее не входил. Причем речь не шла об избиениях. Это была сложная многоступенчатая система морального подавления, состоявшая из подзатыльников, оплеух, пинков под зад, оскорблений, публичных «наездов» и множества других мелких пакостей, делавших жизнь невыносимой. Вот у этой шайки и попали под раздачу мои сыновья в самом непростом своем возрасте.

Самое печальное, что многого я тогда просто не знал, а чего-то, возможно, не знаю и до сих пор. Подростки - народ скрытный, особенно там, где речь касается унижений. Помню, однажды случайно увидел, как мой отважный Глебушка, словно партизан в лесу, прячется за деревом прямо перед крыльцом нашего дома. Метрах в тридцати через перекресток шла толпа молодых парней, человек восемь. Это от них мой сын почему-то прятался, боясь, что они увидят его. И как тут быть папе?

Я, конечно, пытался осторожненько спрашивать, выводил на разговор. И в целом картина была понятна. Но как быть дальше, я не знал. Подкараулить обидчиков на подходах к школе и сделать так, чтобы им тоже стало страшно жить? Самое первое желание было именно таким. Слава Богу, у меня хватило ума этого не делать.

В большом городе можно было бы просто сменить школу. Но у нас их всего две, и обе друг друга стоят в этом отношении.

Когда я все чаще начал слышать от моих мальчишек унылые рассуждения о том, что они-де «прощают» своих обидчиков, потому что те, мол, «не ведают, что творят», то понял, что медлить больше нельзя. Потому что вовсе не христианское благочестие стояло за этими хорошими и правильными словами, а обыкновенная трусость и малодушие.

Сейчас мне очень хотелось бы написать, что я хорошенько все тогда обдумал и нашел универсальный способ, позволяющий совместить в воспитании своих детей мужественность и христианство. Но увы, к сожалению, такого способа я тогда найти не смог.

Несколько лет назад я учил их быть сильными, не бояться боли, бить самим и грамотно уходить от чужих ударов. Короче говоря, я учил их драться. Теперь ситуация изменилась качественно. Драться они уже умели, но боялись своих противников. И мне нужно было решить - принять этот их страх как неизбежную данность или пробудить в них боевой дух и готовность отстоять свое достоинство, если нужно, то и кулаками. При этом я понимал, что второй вариант прямо противоречит евангельским словам о другой щеке, которую нужно подставить, а также - тем нравственным принципам, о которых они несколько лет подряд слышали на занятиях в воскресной школе.

Я все это понимал, но выбирать приходилось всего из двух вариантов. Либо мои сыновья становились зачуханными изгоями с благочестивой демагогией и со сломанным характером, либо учились, получив по правой щеке, спокойно и грамотно бить противника в левую. Выбор, прямо скажем, небогатый…

Всё, пацаны, детство кончилось

И вдруг выяснилось, что я в очередной раз опоздал. Пока я был занят этими своими отцовскими размышлениями, мальчишки тоже не сидели сложа руки. И все уже решили сами.

Посмотрев фильм «Бойцовский клуб», они сделали из него довольно странные выводы. Вечерами они с еще тремя-четырьмя ребятами из нашей же воскрес­ной школы собирались в лесу за стадионом. Здесь они разбивались на пары и… начинали спарринговать в полный контакт голыми руками без всякой защиты.

Или, в переводе на обычный язык - мутузить друг друга, по слову классика «кто - как и чем - во что». В навороченном психоделическом фильме Дэвида Финчера им приглянулась лишь эта простая идея - чтобы не бояться ударов по лицу, нужно на досуге прак­тиковаться в их нанесении и получении. Чем ребята и занялись со всем усердием. Правда, просуществовал этот их импровизированный «Бойцовский клуб» совсем недолго, поскольку, из этого экзотического опыта мои парни вынес­ли главную мысль: заниматься рукопашкой нужно всерьез и системно, без диких спаррингов под молодыми березками.

Но как и где? Секций в нашем городишке не было. Лишь в местном спортзале была оборудована «качалка», где всё те же школьные гопники с матерком нагоняли себе мышцу, периодически выбегая на улицу покурить. Поэтому я просто накупил мальчишкам боксерских мешков, перчаток, защитных шлемов и прочего спортивного барахла. И они стали тренироваться дома, благо места у нас для этого - целый сад. А когда ученик готов, как известно, приходит учитель. Сначала их стал тренировать сосед по улице, наш прихожанин, который в юности серьезно занимался боксом. Потом неожиданно появились другие учителя - двое местных парней, служащих в московском ОМОНе, с которыми мои ребята познакомились во время ежедневных пробежек. Регулярные занятия с мастерами, отжимания, пресс, скакалка, работа на мешке, тренировочные бои… Через полтора года такой жизни вместо мотивации сыновей к защите собственного достоинства мне пришлось уже очень серьезно и подолгу объяснять им, почему человек с поставленным ударом не должен бить другого человека в голову или в живот. Говорил я им примерно следующее:

Всё, пацаны, детство кончилось. Это в десять лет можно было позволить себе выйти помахаться с кем-нибудь. Сейчас вы весите в два раза больше, и удар у вас стал раз в десять сильнее. А вот нос, челюсти, ребра и другие части тела у ваших противников крепче не стали. Вы научились таким ударам, которыми человека запросто можно искалечить и даже убить. А в душе у вас накопилось много обиды и ненависти к тем, кто не давал вам спокойно жить. И если теперь вы вдруг решите поквитаться за те давние унижения, это будет уже не школьная драка, а обычная уголовщина. Поэтому запомните простую, но очень важную вещь: на улице вам больше нельзя бить никого.


Слава Богу, ребята вняли этим моим увещеваниям. И когда на моего Глеба напал один из лидеров местного хулиганья, сын не нанес ему ни одного удара. Но тот во время их короткой стычки очень хорошо понял, что драться с Глебом ему больше не следует и что лучше найти себе для самоутверждения объект попроще. Странным образом мальчишки заработали себе авторитет в той же гопацкой среде практически без драк. Возможно, причиной тому было несколько их тренировок в спортзале, когда гопники, отвлекшись от своего железа, имели возможность с отвисшими челюстями понаблюдать за их спаррингами и прикинуть, как нехило можно огрести от этих улыбчивых и доброжелательных ребят. Или, может быть, от готовых к драке людей просто идет некая волна уверенности в себе, а у хулиганья очень хороший нюх на такие вещи. Как бы то ни было, но обижать моих парней никто из местной шпаны уже не решался ни на улице, ни в школе.

Возможно, существуют какие-то другие способы воспитания мужества в мальчиках, не связанные с умением постоять за себя. Я вполне допускаю такое, потому что несколько раз видел несгибаемую силу духа в людях, не обладающих физической силой и боевыми навыками. Как это достигается - Бог весть. С огромным интересом ознакомился бы с этим опытом. У нас же все получилось так, как получилось.

Сами видите, христианских мотивов тут не­много. Но это не значит, будто их совсем нет. Ну вот, например, хорошо всем известный эпизод в Гефсиманском саду, когда за Иисусом пришли стражники и Он запретил апостолу Петру защищать Себя при помощи оружия. Казалось бы, прямое указание на недопустимость насилия. Но что же происходит далее? Удивительно, но Иисус говорит, что Он и Сам вполне мог позаботиться о собственной защите, если бы захотел: ...или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?

Расскажу о себе. Сейчас мне за 50. Я вырос в среде, где большая часть мужчин были пьющими. На улице, через дом жили осужденные. Старшие пацаны дрались улица на улицу. Я был самым младшим и в драках не участвовал, только наблюдал. В школе меня уважали и в большинстве своём ко мне все хорошо относились, но были случаи, когда били из мести. Я не сопротивлялся. Как правило это был один удар. В 5 классе играли в футбол, я был в защите и одного мальчишку бортонул. Вечером он подговорил старших друзей и меня встретили. Старшие взяли за левую и правую руки, а он ударил меня в лицо. Я расплакался от обиды. Двое взрослых увидев такую картину прибежали мне на выручку. Через некоторое время я записался в секцию бокса, куда проходил недолго, так как во время тренировки получил удар против всех правил, неожиданно что в последствии сказалось на слухе. Пару раз били в пионерском лагере, из-за того, что не понравилась моя внешность и в школе пару раз, из-за хулиганских побуждений. Драться или мстить, у меня не было желания. Я всегда мысленно, взывал к Богу, хотя мои родители в церковь не ходили и своё крещение я не помню. А К вере пришёл после 30 лет, да и то не сразу. Некоторых моих обидчиков уже нет нет в живых. Некоторые спились. Господь говорит не мстите возлюбленные, мне отмщение. С точки зрения мирской, это малодушие. Тогда и лозунг подставь другую щёку - малодушие. А с точки зрения Бога, есть исполнение заповеди. Заповедь никогда не исполняется механически. Раз так, значит вот эдак. По словам Св. апостола Павла, Бог, в каждом рождает свои желания и хотения. Мы всегда мыслим фрагментарно, не видя всего сценария жизни и судим через свою испорченную природу. Поэтому, господь и сказал не судите. А разбойник на кресте произнёс: "по делам достойное приемлю. Господи, помяни меня, когда придёшь во царствие Твоё."

Важно знать значение слов, ударили по одной, подставь другую. Есть ситуация, где нужно подумать, по делу может получил. Согласна с тем, что не нужно малодушничать и нужно уметь себя и других защитить. Монахи на поле Куликовом во как с мечами сражались!

В иудейских законах роль принципа талиона весьма велика. Ветхий Завет содержит одну из древнейших известных формулировок этого принципа - фраза «око за око» является цитатой из Книги Исхода (21:23-27), повторённая также в Левите (24:20). Законодатель предписал - око за око не для того, чтобы мы друг у друга вырывали глаза, но чтобы удерживали руки свои от обид; ведь угроза, заставляющая страшиться наказания, обуздывает стремление к делам преступным. - говорит Иоанн Златоуст, свт. в Беседах на Евангелие от Матфея, XVII.

Абсолютно согласен с автором. В детстве ребенок должен научиться постоять ща себя. А уже будучи взрослым, поступать по заповеди, т.е. не поддаваться на провокации. Если ударили по левой щеке, подставь правую. По левой щеке правша может ударить только тильной поверхностью поавой ладони, т.е. провоцируя на конфликт, унижая противника. Подставить правую, значит не пойти на обострение конфликта.

Эпизод битвы Мцыри с барсом является в поэме ключевым, а также наиболее известным и изученным. Он неоднократно иллюстрировался художниками (вспомним рисунки О. Пастернака, Дубовского или же гравюры, выполненные Константиновым к поэме - у каждого из них этот эпизод находит свое отображение). Дли критиков и литературоведов, изучавших поэму, анализ эпизода боя Мцыри с барсом также имеет первостепенное значение. В нем сосредоточены и раскрываются все черты характера главного героя, поэтому бой с барсом Мцыри служит ключом к пониманию произведения.

В небольшой по размеру поэме «Мцыри» эпизоду с барсом уделено целых четыре строфы (16-19). Отводя для него столько места и размещая сцену боя в середине поэмы, Лермонтов уже композиционно подчеркивает значимость эпизода. Вначале подробно описывается барс. Важно заметить, что характеристика дикого зверя в устах Мцыри дается без малейшего страха или неприязни, напротив, юноша заворожен красотой и силой хищника. Шерсть на нем «отливалась серебром», глаза светятся, как огни. В ночном лесу, под изменчивым лунным светом, он похож на ожившую сказку, на одно из тех невероятно старинных преданий, которые могли бы рассказывать Мцыри-ребенку его мать и сестры. Хищник, так же как и Мцыри, наслаждается ночью, он играет, «весело визжит».

«Весело», «ласково», «играя» - все эти определения напоминают больше не о звере, а о ребенке, каковым (дитя природы), барс и является.

Барс в поэме Мцыри символизирует мощь дикой природы, для которой и он, и Мцыри - равнозначно важные части. Зверь и человек здесь одинаково прекрасны, одинаково достойны жизни и, самое главное, одинаково свободны. Для Мцыри битва с барсом служит проверкой его сил, возможностью показать свою силу, не находившую должного применения в монастыре. «Рука судьбы» вела героя совсем иным путем, и он привык считать себя слабым, пригодным только к молитвам и постам. Однако одержав верх над хищником, он может с гордостью воскликнуть, что «быть бы мог в краю отцов / Не из последних удальцов». Благодаря обилию глаголов, обозначающих быструю смену действия: «рванулся», «дернулся», «успел воткнуть», которые использует Лермонтов, можно в полной мере представить себе завораживающий эпизод схватки с барсом Мцыри: динамичный, насыщенный событиями. На протяжении всей сцены у читателя не угасает тревога за героя. Но Мцыри побеждает, и побеждает не столько барса, сколько олицетворенные в нем силы природы и судьбы, враждебные герою. Как бы ни был силен соперник, Мцыри все же сумел взять вверх, и, как бы ни был темен лес, Мцыри не отступится от своего желания вернуться на родину. Израненный после битвы, с глубокими следами когтей на груди, он все же продолжает путь!

Сцена битвы с барсом имеет несколько истоков. Прежде всего в ее основу лег творчески обработанный Лермонтовым грузинский эпос, повествующий о битве юноши и зверя. Неизвестно, был ли автор знаком с поэмой Шота Руставели, вобравшей в себя все основные мотивы этого эпоса, но он однозначно слышал различные грузинские песни и предания. Их сбору он посвятил несколько лет своей жизни (сначала в детстве, а затем во время путешествия по Военно-Грузинской дороге). Виден в эпизоде и отголосок поэмы великого духовного учителя Лермонтова - Пушкина. В его поэме «Тазит» встречаются такие строки: «Ты в горло сталь ему воткнул, / И трижды тихо повернул». Аналогичным образом Мцыри расправляется с барсом: «Но в горло я успел воткнуть / И там два раза повернуть / Мое оружье…». Поэма «Тазит» также посвящена горцам, однако там они изображены примитивными и дикими, нуждающимися в просвещении. Лермонтов, вкладывая слова пушкинского героя в уста положительного героя Мцыри, полемизирует с Пушкиным. Монастырь, несущий «просвещение», оказался для Мцыри тюрьмой. А вот дикий зверь, давший ему познать радость честной схватки, стал другом: «И мы, сплетясь, как пара змей, / Обнявшись крепче двух друзей»… Природа, а не цивилизация - вот что является для него истинной ценностью, и в эпизоде с барсом поэт изображает ее наиболее любовно и тщательно.

Сочинение

Как мало прожито,
Как много пережито...
С.Я.Надсон

Главная тема повести «Пастух и пастушка» - человек на войн^ Обычно в военной прозе изображается война, как огромное национальное событие, и отдельный герой, одолевающий её, - песчинка в этом великом событии. У Астафьева эта привычная схема перевёрнута: война становится страшным фоном, а на первый план выходит конкретный человек, в трагической судьбе которого писатель обнаруживает философский, то есть общечеловеческий, смысл. Таким героем в повести является девятнадцатилетний лейтенант, командир пехотного взвода Борис Костяев.

Из-за возраста, характера, воспитания Борису трудно приспособиться к жестокой войне, невозможно защититься от потрясающих душу военных впечатлений. Но этот очень молодой человек идёт на фронт, так как считает недостойным прятаться от войны за чужие спины. Ум, тонкие душевные качества помогли взводному командиру Костяеву понять рядовых бойцов. Сначала он, молодой, «прыткий лейтенант» из полковой школы, принимал за трусость расчётливость и обстоятельность в бою опытных солдат, но «после многих боёв, после ранения, после госпиталя застыдился Борис себя такого разудалого и несуразного, дошёл головой своей, что не солдаты за ним, а он за солдатами» (II, «Свидание»). Лейтенант почувствовал фронтовое братство и привязался к бойцам своего взвода: основательному рабочему из Москвы Ланцову, добродушным кумовьям-алтайцам Карышеву и Малышеву, молоденькому ординарцу Шкалику, опытному помощнику командира взвода старшине Мохнакову.

Бориса уже несколько раз хотели повысить в должности и сделать командиром роты, но он отказывался, не желая бросать «своих». В ночном бою, когда немецкий танк начал «утюжить» в окопах растерявшихся красноармейцев, лейтенант бросился с гранатой на танк и подорвал его. Когда ночной бой закончился, Борис прежде всего позаботился о раненых и о постое для здоровых, но смертельно уставших бойцов. Когда его самого ранило в плечо у безымянного хутора, он не оставил своих солдат и в течение суток находился в окопе, пока не прислали другого командира. За человеческое отношение к подчинённым и за порядочность бойцы любят своего лейтенанта, что выражается в трогательном внимании к нему: раненому, ему приносят свекольный чай и самодельную ржаную лепёшку, а когда он пешком отправляется в полевой госпиталь, солдаты добывают повозку, чтобы Шкалик довёз взводного командира хотя бы до перевязочного пункта.

Борис родился в учительской семье с давними традициями, сохраняемыми от предков-декабристов. Здесь ценят культуру, образование, духовность. Недаром в повести появляется сквозной образ-символ - пасторальные пастушок и пастушка, олицетворяющие утончённые чувства и прекрасную, верную любовь. Этот символ сопровождает главного героя с детства до смерти: Борис рассказывает Люсе о своём впечатлении от балета-пасторали, который видел мальчиком в Москве; в последний раз образы убитых стариков - пастуха и пастушки - возникают в угасающем сознании героя в санитарном поезде. Этот сентиментальный, осмеянный советскими идеологами символ помогает раскрыть чувствительность, ранимость, романтичность Бориса, его мечту о единственной любви. В жизни Борис, как и положено романтическому юноше, сразу влюбляется в странную молодую женщину с загадочно-переменчивыми глазами, и влюбляется на всю жизнь. В повести присутствует придуманная самим героем сцена, когда он отпрашивается у замполита полка и едет в местечко, где живёт Люся. В воображении лейтенанта эта сцена представляется совершенно как реальная, что ещё раз доказывает силу его любви и глубину его тоски по любимой.

При всей своей душевной утончённости (Мохнаков про себя не раз называет командира «мямлей») Борис - решительный человек. Он запрещает старшине Мохнакову приставать к Л юсе, и бывалый старшина подчиняется, столкнувшись с непреклонной волей лейтенанта. Сначала, правда, Мохнаков сильно разозлился, но потом признался Борису: «Светлый ты парень! Почитаю я тебя. За то почитаю, что сам не имею...» (II, «Свидание»). Мохнаков имеет в виду доброту, умение сострадать и любить, которые лейтенант сохраняет в душе, а сам старшина растерял за три года войны.

В повести «Пастух и пастушка» нарушается не только привычная схема человек - война, но и привычный сюжетный ход: обычно в военных повестях любовь героев сильнее смерти, а у Астафьева даже необыкновенная любовь не смогла одолеть смертную тоску совсем молодого человека, военные впечатления «сломали» его. Все бойцы взвода (кроме Малышева), по душе близкие Борису, погибают у него на глазах. Пафнутьев подрывается на минном поле, алтайца Карышева убивает немецкий снайпер, Мохнаков взрывается вместе с фашистским танком. Последним на мине подрывается Шкалик, который спешил доставить раненого лейтенанта на перевязочный пункт и от волнения не заметил знаков минного ограждения. В полевом госпитале Борис почувствовал оскорбительное для него, подозрительное отношение медперсонала: здесь его считали обузой и хитрецом, который прячется от фронта в больничной палатке: «Да-а, выходит, он занимает чьё-то место, понапрасну жрёт чей-то хлеб, дышит чьим-то воздухом...» (IV, «Успение»). Медперсонал, как лейтенанту кажется, заботится о нём только потому, что он нужен на фронте. Это «двоедушное милосердие», ненависть мира к человеку потрясли Бориса: он умирает не от пустяковой раны, а от нервного и нравственного истощения. Вот поэтому война противна человеческой природе - к такому выводу, высказанному ещё Л.Н.Толстым в романе-эпопее «Война и мир» (3, 1, I), приходит и Астафьев в своей повести. Не вина героя, что война раздавила его: он оказался слабее, но не грубее войны.

Подводя итог, отметим, что писатель ясно выразил в своей повести важнейшую мысль: победа в Великой Отечественной войне оплачена дороже, чем это кажется на первый взгляд. Солдата может убить не только пуля, но и моральные перегрузки, связанные с войной.

Так случилось с Борисом Костяевым. В кровавом аду ночного боя (I, «Бой») герой выдержал: он забывает в себе человека, действует с какой-то звериной силой и чутьём, отбивает вместе со своим взводом атаку фашистов, тоже озверевших от страха и отчаяния. Но после боя Борис вновь обретает человеческие чувства: жалеет раненых, сочувственно разглядывает смертельно усталую девушку-санитарку. В госпитале (IV, «Успение»), немного отстранившись от войны, то есть посмотрев на неё со стороны, он ужаснулся жестокости мира до того, что не захотел жить, не захотел уцепиться «за молодую травку» (там же), как советовал ему пожилой боец-сосед по санитарному вагону. Душа лейтенанта оказалась милосерднее его времени.

Поэма Мцыри написана Лермонтовым со слов молодого монаха. Путешествуя по Кавказу, он слышит рассказ, заинтересовавший его с первых минут. Это романтическая история о юном горце, воспитанном в монастыре. Смыслом его жизни стало желание вернуться домой, но совершить побег из стен ненавистного монастыря было непросто. Лишь огромное желание обрести свободу помогло ему осуществить задуманное, но за это пришлось заплатить слишком дорогую цену, свою жизнь. Анализ боя Мцыри с барсом раскрывает характер главного героя с другой стороны. Вместо хилого, беспомощного юноши перед нами встает настоящий герой, способный защитить себя в минуту смертельной опасности.

Бой Мцыри с барсом (отрывок из текста)

Какой-то зверь одним прыжком

Из чащи выскочил и лег,

Играя навзничь на песок.

То был пустыни вечный гость – Могучий барс.

Сырую кость

Он грыз и весело визжал;

То взор кровавый устремлял,

Мотая ласково хвостом,

На полный месяц, - и на нем

Шерсть отливалась серебром.

Я ждал, схватив рогатый сук,

Минуту битвы; сердце вдруг

Зажглося жаждою борьбы

И крови…да, рука судьбы

Меня вела иным путем…

Но нынче я уверен в том,

Что быть бы мог в краю отцов

Не из последних удальцов.

Я ждал. И вот в тени ночной

Врага почуял он, и вой

Протяжный, жалобный, как стон

Раздался вдруг…и начал он

Сердито лапой рыть песок,

Встал на дыбы, потом прилег,

И первый бешеный скачок

Мне страшной смертью грозил…

Но я его предупредил.

Удар мой верен был и скор.

Надежный сук мой, как топор,

Широкий лоб его рассек…

Он застонал, как человек,

И опрокинулся. Но вновь,

Хотя лила из раны кровь

Густой, широкою волной,

Бой закипел, смертельный бой!



Ко мне он кинулся на грудь:

Но в горло я успел воткнуть

И там два раза повернуть

Мое ружье…Он завыл,

Рванулся из последних сил,

И мы, сплетясь, как пара змей,

Обнявшись крепче двух друзей,

Упали разом, и во мгле

Бой продолжался на земле.

И я был страшен в этот миг;

Как барс пустынный зол и дик,

Я пламенел, визжал, как он;

Как будто сам я был рожден

В семействе барсов и волков

Под свежим пологом лесов.

Казалось, что слова людей

Забыл я – и в груди моей

Родился тот ужасный крик,

Как будто с детства мой язык

К иному звуку не привык…

Но враг мой стал изнемогать,

Метаться, медленней дышать,

Сдавил меня в последний раз…

Зрачки его недвижных глаз

Блеснули грозно – и потом

Закрылись тихо вечным сном;

Но с торжествующим врагом

Он встретил смерть лицом к лицу,

Как в битве следует бойцу!

Анализ боя

В данном отрывке очень четко передана динамичность боя Мцыри с барсом. Указанный отрывок имеет огромное значение для максимального раскрытия характера главного героя. При первой встрече с хищником Мцыри не испугался, как на его месте сделал бы другой человек. Он словно завороженный смотрел на дикого зверя, любуясь и восхищаясь его красотой. У него не было страха перед ним. Юноша видел в нем достойного соперника. Воина, такого же, как он сам.

Барс совсем молодой. Его поведение сродни ребенку. Он играет с костью, визжит от радости, в полной мере наслаждаясь процессом. Учуяв человека, добродушный зверь преобразился на глазах. Кость его больше не интересовала. Барс готов к нападению и цель у него одна победить.

Они бились за жизнь с полной самоотдачей, до последней капли крови. Мцыри сам от себя не ожидал, что ему удастся одержать верх над барсом, выйдя из смертельной схватки победителем. Он привык, что его все считают слабым, способным лишь молиться да поститься. Это было настоящее испытание для него, проверка сил, открытие новых возможностей. В момент победы произошло полное перерождение главного героя. Он был уже не беспомощный юноша, которого все оберегали. Он стал настоящим мужчиной, способным на поступки.

Мцыри наконец-то понял, что такое настоящая жизнь, наполненная эмоциями, чувствами, ранее ему незнакомыми. Монастырь не мог ему подарить подобных ощущений. Свобода далась ему дорогой ценой. Но эти дни, проведенные на воле, стали самыми счастливыми в его жизни, несмотря на трагичный финал. Пройдя через все трудности, достойно преодолев их, Мцыри наконец-то обрел свободу в душе и гармонию в сердце.