В.Верещагин. Василий Верещагин. Туркестанская серия

«Туркестанская серия» — серия картин русского художника Василия Васильевича Верещагина, написанная в 1871—1873 гг. в Мюнхене по мотивам поездок художника в Среднюю Азию в 1867—1868 и 1869—1870 гг. В состав Туркестанской серии входит и небольшая подсерия «Варвары» («Героическая поэма»), которую Верещагин решил выделить и придать самостоятельное значение. Эта подсерия посвящена исключительно военным сюжетам.

В 1867 году К. П. Кауфман, генерал-губернатор Туркестана и командующий русскими войсками в Средней Азии, пригласил художника к себе на службу — тот должен состоять при генерале в чине прапорщика. В августе 1867 года Верещагин отправился в Ташкент и Самарканд. Он участвовал в обороне осаждённого Самарканда, был ранен и получил Орден Святого Георгия 4-го класса «В воздаяние за отличие, оказанное во время обороны цитадели г. Самарканда, с 2 по 8 Июня 1868 года». В конце 1868 года художник приехал в Петербург, оттуда в Париж, а затем снова в Петербург. В 1869 году он при содействии Кауфмана организовал в столице «туркестанскую выставку». После окончания выставки Верещагин снова отправился в Туркестан, на этот раз через Сибирь.

В 1871 году Верещагин переехал в Мюнхен и начал работать над картинами по восточным сюжетам. Через два года он завершил Туркестанскую серию, в которую вошло 13 картин, 81 этюд и 133 рисунка — в таком составе она была показана на первой персональной выставке Верещагина в Хрустальном дворце в Лондоне в 1873 году, а затем в 1874 в Петербурге и Москве.

Верещагин поставил обязательным условием приобретение коллекции в ее полном составе. Её купил в 1874 году П. М. Третьяков за 92 тысячи рублей серебром. Он открыл её для широкой публики сначала в помещении Московского общества любителей художеств, а затем, после пристройки новых залов, — у себя в галерее.

Туркестанская серия частично посвящена военным событиям периода присоединения к России среднеазиатских ханств, частично — среднеазиатскому быту, традициям и культуре местного населения. Как тематика, так и живописная техника были новы и необычны для своего времени и поначалу вызвали неоднозначную оценку современников. Многим художникам (в том числе Перову, Чистякову, а поначалу и Репину) Туркестанская серия казалась чужеродной в русском искусстве, но со временем возобладало мнение Крамского, что эта серия — блестящий успех новой русской школы и её безусловное достижение.

Узбекская женщина в Ташкенте

В горах Алатау

Главная улица в Самарканде с высоты цитадели ранним утром

Двери Тимура (Тамерлана)

Калмыцкая молельня

Мавзолей Гур-Эмир. Самарканд

Ровно 150 лет назад, в 1867 году, сразу после завоевания Туркестана царскими войсками, молодой, но уже знаменитый художник-баталист Василий Васильевич Верещагин (1842-1904) принял приглашение Туркестанского генерал-губернатора генерала К. П. Кауфмана состоять при нём секретарем-художником. Верещагин согласился отправиться в опасное путешествие. В своих автобиографических записках он указал причину, толкнувшую его в опасное путешествие: «Поехал потому, что хотел узнать, что такое истинная война, о которой много читал и слышал…».

За время длинного пути из Петербурга в Ташкент по югу охваченного войной региона, а позже и во время многочисленных поездок по Туркестану Верещагин создал сотни рисунков и этюдов, изображающих сцены из жизни народов Средней Азии, сделал зарисовки городов и поселков, крепостей и исторических памятников. В его альбомах запечатлены лица казахов, узбеков, таджиков, цыган, евреев и других жителей огромного региона. Так, на берегах Сырдарьи он создал портреты казахов и нарисовал развалины кокандской крепости Акмечеть, недавно взорванной войсками В.А.Перовского.

Художник условился с Кауфманом, что никаких чинов по службе ему давать не будут, что он сохранит свою гражданскую одежду и получит право свободного передвижения по краю для зарисовок и этюдов. Однако жизнь распорядились иначе. Остановившись в занятом русскими Самарканде, Верещагин принялся за изучение жизни и быта города.

Но когда основные войска под командованием Кауфмана ушли из Самарканда для дальнейшей борьбы с эмиром, малочисленный гарнизон города подвергся осаде многотысячных войск Шахрисабзского ханства и присоединившегося к нему местного населения. Противники превосходили силы русских чуть ли не в восемьдесят раз. От их огня ряды мужественных защитников самаркандской цитадели сильно редели. Положение порой становилось просто катастрофическим. Верещагин, сменив карандаш на ружье, влился в ряды обороняющихся.

Он участвовал в защите крепости, не раз водил солдат в рукопашные схватки, с опасностью для жизни вел разведку противника, всюду шел впереди. Пулей было расщеплено его ружье на уровне груди, другая пуля сбила шляпу с головы. Сильный удар камнем поранил ногу. Мужество, хладнокровие, распорядительность художника создали ему высокий авторитет среди офицеров и солдат отряда.

Осажденные выстояли, осада, наконец, была снята.

В представлении художника к награде написано так: «Во время восьмидневной осады Самаркандской цитадели скопищами Бухарцев, прапорщик Верещагин мужественным примером ободрял гарнизон… Несмотря на град камней и убийственный ружейный огонь, с ружьём в руках он бросился на штурм цитадели и своим геройским примером увлёк храбрых защитников». Художник был награжден орденом Святого Георгия. Позже он получил еще несколько наград, но всегда носил только эту – боевую.

Больше года художник следовал за войсками и рисовал с натуры в основном батальные сцены, солдат, бегущих в атаку, раненых, умирающих и уже погибших. Однако, несмотря на то, что В.В. Верещагин был профессиональным военным (до академии художеств окончил Морской корпус), он лишь при особой надобности принимал участие в боевых операциях, как это и произошло в Самарканде.

У него, художника, была совсем другая задача. Василий Васильевич спешил передать на бумаге или на полотне свое восхищение красотой южной природы, ее степями и долинами рек, сиренево-синей дымкой далеких гор.

Он запечатлел образы местных жителей, перекочевку казахской семьи, нарядные юрты-кибитки, уборы верблюдов и лошадей. Но все батальные картины заключают в себе гневный протест против дикостей, варварства, жестокости, гибели людей, против темноты и невежества, религиозного фанатизма и нищеты.

Через год, при содействии К.П.Кауфмана, в Петербурге была организована и с большим успехом прошла выставка батальных картин и рисунков В.В.Верещагина туркестанского цикла. Впервые на полотнах художника во всей красе и противоречиях предстала наша Азия.

Туркестанская серия произвела на современников ошеломляющее впечатление. То, что показал Верещагин, было ново, оригинально, неожиданно: это был целый неведомый мир, представленный замечательно ярко в своей правде и характерности.

После закрытия выставки Верещагин снова едет в Туркестан, но уже через Сибирь. На этот раз художник совершил путешествие по Семиречью и Западному Китаю.

Несколько знаменитых и ныне картин посвящены Семиречью и Киргизии: «Богатый киргизский охотник с соколом», «Виды гор близ станицы Лепсинской, долины реки Чу» (Шу), озера Иссык-Куль, снежных вершин Киргизского хребта, Нарына на Тянь-Шане. Десятки зарисовок Верещагина сейчас хранятся в Музее этнографии в Москве. В них – информация о людях, живших полтора века назад на территории нынешнего Казахстана и Узбекистана.

Вернувшись из Средней Азии, художник уехал в Германию и там, в своей мирной мастерской, по памяти и этюдам создал известную Туркестанскую серию знаменитых батальных картин. Среди них — «Апофеоз войны», самая знаменитая, знакомая нам с детства по репродукциям в учебниках: гора черепов на фоне разрушенного города, черные птицы — символ смерти — летающие над ними. Картина была создана под впечатлением рассказов о том, как деспот Кашгара - Валихан-торе казнил европейского путешественника и приказал голову его положить на вершину пирамиды, сложенной из черепов других казнённых людей. Надпись на раме гласит: «Посвящается всем великим завоевателям - прошедшим, настоящим и будущим».

Антивоенные картины В.В.Верещагина имели колоссальный успех на нескольких выставках, прошедших в Европе и России. Но весной 1874 года после выставки в Петербурге разразился скандал: Верещагина обвинили в антипатриотизме и в сочувствии врагу. И все потому, что ознакомившийся с полотнами Верещагина император Александр II, как писали тогда газеты, «очень резко выразил своё неудовольствие», а наследник, будущий император Александр III, вообще изрек: «Всегдашние его тенденциозности противны национальному самолюбию, и можно по ним заключить одно: либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек». Конечно, в то время было принято силой оружия «насаждать» мир, а художник показал отвратительное лицо войны. Такие «неудовольствия» первых лиц страны часто звучат как призыв к травле не только у нас. Критика и сплетни обрушились на Верещагина. Художник закрылся в своей мастерской и даже уничтожил несколько своих картин. Когда всего через месяц Императорская академия художеств присвоила Верещагину звание профессора, он отказался принять его. За это его объявили мятежником, нигилистом и революционером.

Путешествуя по разным странам мира, художник всегда вел дневники – «Записки». Он опубликовал 12 книг, множество статей, как в отечественной, так и в зарубежной прессе. В них В.В.Верещагин описал свои взгляды на искусство, а также нравы и обычаи стран, где он побывал. А он объездил полмира и создал несколько серий картин о русско-турецкой войне, где особо выделил события в Болгарии. Два года он путешествовал по Индии, где тогда свирепствовали колонизаторы — англичане, побывал в странах юго-восточной Азии, в Египте и арабских странах. Верещагин увидел и пережил страшные бедствия и ужасы нескольких войн, воспоминания о которых как кошмар преследовали его многие годы. Он был несколько раз ранен, потерял здоровье, потерял младшего брата. А на него обрушивались некоторые военные с обвинениями, будто он в своих картинах слишком сгустил трагические стороны, например, русско-турецкой войны. Художник отвечал, что не изобразил и десятой доли того, что лично наблюдал в действительности. Позже он создаст и другие серии настоящих шедевров. Но Туркестанская серия работ В.В.Верещагина была первой и самой знаменитой в его творчестве. Она не только о войне. Немало страниц в «Записках», рисунков и три большие картины художник посвятил еще одному «великому завоевателю Азии», унесшему едва ли не больше жизней, чем баталии, — наркотикам.

Хотя после выставки в Париже молодой художник сразу стал знаменитым, как ни странно, особенную известность принесли ему две картины, сюжеты которых вроде бы выпадают из военной темы. На них нет ни военных операций, ни кровавых сцен, ни трупов, ни отрезанных голов, ни черепов, ни ворон. Но люди, изображенные на них, очень похожи на трупы.

На парижан потрясающее впечатление произвели две картины — «Опиумоеды» (1868 г.) и «Политики в опиумной лавочке. Ташкент» (1870 г.). Они вызвали скандал, чем сделали Верещагина еще более знаменитым.

Мир Туркестана был тогда совершенно не известен в Европе, а наркотики во Франции считались приятным и безобидным времяпровождением. Опиум и крепчайший напиток на полыни абсент, вызывающий галлюцинации, тогда считались в Европе признаками исключительности, присущей лишь аристократам и творческим натурам. Это зелье считали надежным обезболивающим лекарством, легким средством от алкоголизма. Опиум давали при малейшей зубной и головной боли как успокаивающее и при запоях, чтобы человек перестал пить. А то, что он довольно скоро становился наркоманом, как-то не замечали. Он же теперь не буйный! Некоторые исследователи и сейчас считают, что многие картины импрессионистов были написаны ими в состоянии легкого наркотического опьянения. Под сильным-то ничего не создашь. Тогда наркотики воспевали в романах и стихах, чем привлекли новых желающих приобщиться к клану особенных людей. Увлечение опиумом пришло из Китая. Наркотики из Индии навезла и «королева морей» Англия. Богема — известные артисты, художники, писатели, поэты — создавали закрытые клубы любителей опиума. В них избранное общество погружалось в наркотические галлюцинации, а потом делилось впечатлениями. Такой клуб курильщиков опиума в одном из рассказов описал Конан Дойль. Его любимый герой Шерлок Холмс «по делам службы», расследуя очередное дело, оказывается в опиомокурильне – в притоне таких же «опиумоедов», каких описал Верещагин.

И в рассказе нет ни слова об опасности такого увлечения. Там все тихо, пахнет. Все так изысканно!

А вот отрывок из статьи в парижском журнале “Свет и тени” (1879), прославляющей наркотик: “Он лежит перед вами: кусок зеленой мастики, величиною в орех, издающий неприятный, возбуждающий тошноту запах. В нем-то и заключается счастье, счастье со всеми его сумасбродствами. Глотайте без страха — от этого не умирают! Ваш организм нимало не пострадает от этого. Вы ничем не рискуете…».

Ну как после этого не попробовать китайское «счастье»!

И вдруг русский художник показывает мрачный притон, одурманенных зельем людей в диковинных одеждах… Неужели они сродни изысканной парижской богеме?!

Одна картина на выставке в Париже сразу была запрещена, но ее успели многократно воспроизвели многие европейские газеты, и она, уже снятая с выставки, наделала шума еще и в Петербурге. Все хотели ее видеть.

Сам Верещагин до Туркестана знал, что существуют наркотики, но в России они тогда еще не были так широко распространены, как в Туркестане. А там он жил в Самарканде, Ташкенте, Коканде, бывал среди кочевников в киргизских степях, изучал нравы, традиции и обычаи восточных народов, порой довольно жестокие. Для Верещагина Восток был открытием нового мира – увлекательного, необычного. Однако художник увидел и страшное: опиум уносит жизни людей, как самый свирепый завоеватель.

Художник был очень внимательным наблюдателем и к тому же борцом за социальную справедливость. Он просто не мог не обратить внимание на губительное пристрастие среднеазиатских жителей к опиуму. Впервые лично увидев «опиумоедов», Верещагин был потрясен: «Наркотики у них заменяли собой алкоголь, который на Востоке, в силу культурных и религиозных традиций, был мало распространен», написал он. Вот как рассказывает в мемуарах о своих впечатлениях сам художник. «Пришедши раз довольно холодным днем в календархан (в притон), я застал картину, которая врезалась в моей памяти: целая компания опиумоедов сидела вдоль стен, все, скорчившись, как обезьяны, прижавшись один к другому; большая часть недавно, вероятно, приняла дозу опиума; на лицах тупое выражение; полуоткрытые рты некоторых шевелятся, как будто шепчут что-то; многие, уткнувши голову в колени, тяжело дышат, изредка передергиваются судорогами. Близ базара есть множество конур, в которых живут диваны (дервиши), опиумоеды. Это маленькие, темненькие, грязные, полные разного сору и насекомых каморки. В некоторых стряпается кукнар, и тогда каморка получает вид распивочной лавочки, постоянно имеющей посетителей; одни, выпившие в меру, благополучно уходят, другие, менее умеренные, сваливаются с ног и спят вповалку по темным углам. Кукнар – очень одуряющий напиток, приготовляемый из шелухи обыкновенного мака…» Верещагин подробно рассказывает, как готовят кукнар. Не станем распространять этот рецепт.

Художник так оценивает напиток: «Горечь кукнара так неприятна, что я не мог никогда проглотить его, хотя не раз был угощаем приветливыми диванами. В подобных же конурах устраиваются лавочки и для курения опиума; каморка такая вся устлана и обита циновками – и пол, и стены, и потолок; курильщик ложится и тянет из кальяна дым от горящего шарика опиума, который маленькими щипчиками придерживается другим у отверстия кальяна. Одурение от курения опиума едва ли еще не сильнее, чем от приема его внутрь; действие его можно сравнить с действием табака, но только в гораздо сильнейшей степени; подобно табаку, он отнимает сон, сон натуральный, укрепляющий; зато, говорят, он дает сны наяву, сны беспокойные, скоропреходящие, галлюцинации, сменяющиеся слабостью и расстройством, но приятные».

Именно это впечатление и отразил художник в картине «Опиумоеды». Запрещенная в Париже, по копиям и открыткам она стала известна в Петербурге. О ней стали говорить в художественном мире.

Известный критик В. Стасов тогда написал: «Со скульптурной осязаемостью передан в картине грязный угол притона и изображены фигуры его нищенствующих посетителей. Все эти несчастные оборванцы, отчаявшиеся бедняки, едва-едва прикрытые жалкими лохмотьями, обнажающими иссушенное нищетой и пороком тело. Шестеро исковерканных жизнью и обездоленных людей дошли до притона разными дорогами, через различные горести и страдания, но всех их привело сюда стремление хотя бы при помощи яда забыть безрадостную действительность…»

Другая скандальная картина «Политики в опиумной лавочке. Ташкент» появилась в результате второй поездки художника в Туркестан. В это время В.В. Верещагин пишет несколько небольших картин-этюдов, изображающих типы среднеазиатских нищих, в число которых помимо «Политиков», входят «Нищие в Самарканде», «Хор дервишей, просящих милостыню», «Дервиши (дуваны) в праздничных нарядах». Эти картины-этюды можно признать документально точными. На первый взгляд они представляют простую зарисовку городских нравов. На самом деле тут все сложнее. Художник подмечал массовый характер нищеты и связь бедности с попыткой иллюзорного бегства от нее — трагедию наркомании. Художник написал: «Почти все диваны — записные пьяницы, почти все опиумоеды… Я скормил раз одному целую палку… опиума и не забуду, с какою жадностью он глотал, не забуду и всей фигуры, всего вида опиумоеда: высокий, донельзя бледный, желтый, он походил скорее на скелет, чем на живого человека; почти не слышал, что кругом его делалось и говорилось, день и ночь мечтал только об опиуме. Сначала он не обращал внимания на то, что я говорил ему, не отвечал и, вероятно, не слышал; но вот он увидел в моих руках опиум – вдруг лицо его прояснилось, до тех пор бессмысленное, получило выражение: глаза широко раскрылись, ноздри раздулись, он протянул руку и стал шептать: дай, дай… Я не дал сначала, спрятал опиум – тогда скелет этот весь заходил, начал ломаться, кривляться, как ребенок, и все умолял меня: дай бенг, дай бенг!.. (бенг – опиум). Когда я, наконец, подал ему кусок, он схватил его в обе руки и, скорчившись у своей стенки, начал грызть его потихоньку, с наслаждением, зажмуривая глаза, как собака гложет вкусную кость.

Он сгрыз уже половину, когда близ него сидевший опиумоед, давно уже с завистью смотревший на предпочтение, оказанное мною скелету, вдруг вырвал у него остальное и в одну секунду положил себе в рот. Что сделалось с бедным скелетом? Он бросился на своего товарища, повалил его и начал всячески теребить, бешено приговаривая: «Отдай, отдай, говорю!»

«Календарханы — приюты для нищих, а также нечто среднее между нашим кафе-рестораном и клубом… Там народа всякого, болтающего, курящего, пьющего и спящего всегда немало. Мне случалось встречать там лиц довольно почтенных, которые, впрочем, как бы стыдились того, что я, русский тюра (господин), заставал их в компании опиумоедов и кукнарчей».

В.В. Верещагин своими картинами и «Записками» реалистично показал нищету и убогость тех, кто привык к опиуму. Художник не романтизировал и не идеализировал этот порок, как было тогда в Европе. Он как в воду глядел, когда предупреждал: «Едва ли можно сомневаться, что в более или менее продолжительном времени опиум войдет в употребление и в Европе; за табаком, за теми приемами наркотиков, которые поглощаются теперь в табаке, опиум естественно и неизбежно стоит на очереди».

Но даже мудрый и проницательный Василий Васильевич не предполагал, какой трагедией обернется как для народов Азии, так и Европы распространение наркотиков.

Он, художник и писатель, всей душой болеющий за народ, силой своего таланта пытался предупредить опасность, которая надвигалась на мир. Но кто же слушает самые разумные предупреждения!

Иногда, в полемическом запале, современные спорщики начинают упрекать друг друга, кто первый принес в наши края зло наркомании или алкоголизма. Бессмысленное занятие! Ответ на этот вопрос был дан еще Х1Х веке.

Еще в 1885 году, по заказу губернатора Туркестанского края А.К. Абрамова, ученым С. Моравицким было проведено специальное исследование о распространении наркотиков на «новых территориях» — в Туркестане. Врачи уже тогда с тревогой сообщали, что «коренное население прививало пришлому гашишизм, а последнее прививало коренному – алкоголь».

Офицеры, картографы, ученые, совершая служебные поездки, сообщали вышестоящему начальству, а некоторые и самому царю, «любопытные факты», такие, например, как о поставках в наши края опиума китайскими купцами. Разведчики считали: «на 20 млн. мусульманского населения (1880г.) приходилось до 800 тыс. потребителей только гашиша. И это число считалось заниженным». Понимая серьезность проблемы, император Николай II, 7 июля 1915 года утвердил Закон «О мерах по борьбе с опиокурением». Было приказано уничтожать посевы мака, что вызвало протесты его сеятелей. И это во время первой мировой войны! Что было потом и куда исчез император Николай II, полагаю, знают все. К борьбе с наркотиками многие страны пришли в 20-е годы ХХ века, но мы свидетели тому, кто ныне побеждает в этой борьбе. Уж очень выгоден для кого-то этот смертельный для человечества бизнес!

Жизнь самого Василия Васильевича Верещагина, можно сказать, первопроходца на полном опасности пути борьбы с наркотиками, сложилась трагически. Побывав во всех горячих точках того времени, создав сотни антивоенных произведений, с началом русско-японской войны 1904-1905 гг. художник отправился на свою последнюю войну – на Дальний Восток. К. Симонов так написал о судьбе художника: «Всю жизнь любил он рисовать войну. Беззвездной ночью, наскочив на мину, Он вместе с кораблем пошел ко дну, Не дописав последнюю картину…». Он погиб вместе с адмиралом С.О. Макаровым при взрыве броненосца «Петропавловск» близ Порт-Артура.

И еще фантастический факт. В 1912 году картины Верещагина должны были отправиться на выставку в Америку… на «Титанике», но организаторы не успели оформить нужные документы, и картины остались в порту до следующего рейса. Судьба?

Антонина КАЗИМИРЧИК

06.08.2008 Рубрики: Без рубрики Метки: 1 590 просм.

Трудно переоценить значение Туркестанской серии для представления и понимания того, уже далёкого для нас времени, когда фотография только начинала свой путь в историю. Ведь в те далёкие времена все исторические события фиксировались только при помощи пера и кисти. Благодаря живописным работам В.Верещагина мы сейчас можем лицезреть людей, живших в 19 веке, а так же архитектуру старого Ташкента и Самарканда . Иметь реальное представление об этносе народов, населявших Туркестан.

Василий Верещагин. Туркестанская серия

Верещагин участвовал в походе русских войск под управлением Кауфмана в завоевании Средней Азии. В июне 1868 года в составе небольшого русского гарнизона Верещагин принимает участие в обороне Самаркандской крепости от войск бухарского эмира, за что награжден орденом Св.Георгия 4-й степени, который присуждался за особые боевые заслуги. Это была единственная принятая художником награда. Вернувшись из Туркестана, Верещагин в 1871 году поселяется в Мюнхене, где на основе этюдов и привезенных коллекций продолжает работать над туркестанскими сюжетами. В окончательном виде Туркестанская серия включала в себя тринадцать картин, восемьдесят один этюд и сто тридцать три рисунка — в таком составе она была показана на первой персональной выставке Верещагина в Лондоне в 1873 году, а затем в 1874 в Петербурге и Москве.

То, что показал Верещагин в Туркестанской серии, было ново, оригинально, неожиданно: это был целый неведомый мир, представленный замечательно ярко в своей правде и характерности. Изумляли краски и новизна письма, техника, не похожая на технику русских современников, казавшаяся необъяснимой у молодого художника-любителя, всего лишь несколько лет всерьез занимавшегося живописью. Многим из художников (в их числе Перову, Чистякову, поначалу Репину) Туркестанская серия казалась инородной и даже чужеродной в русском искусстве, «цветными заплатками» на его строгих одеждах, но преобладающим стало мнение, выраженное Крамским: Туркестанская серия — блестящий успех новой русской школы, ее безусловное достижение, «высоко поднимающее дух русского человека», заставляющее сердце биться «гордостью, что Верещагин русский, вполне русский».

Успех Туркестанской серии в России, как уже отмечалось, был громадным. «По моему мнению, это — событие. Это завоевание России, гораздо большее, чем завоевание Кауфмана» , — резюмирует общественное мнение Крамской … Московский собиратель П.М.Третьяков , купил в 1874 году Туркестанскую серию … и открыл ее для широкой публики сначала в помещении Московского общества любителей художеств, а затем после пристройки новых залов специально для верещагинской серии — у себя в галерее.

Верещагин наделен удивительной, по его выражению, «прямо страшной памятью прошлого», прочно удерживавшей малейшие подробности виденного и позволявшей возвращаться к ним спустя много лет. Перебравшись в Мюнхен, он продолжает писать туркестанские этюды и картины. Он работает с натурщиками, сверяет каждую подробность с подлинными костюмами, оружием, утварью, привезенными из Туркестана, однако очень многое делает по памяти. Художник ничего не привносит «от себя». Его задача — достигнуть адекватности между тем, что он пишет, и тем, что предстает его внутреннему взору, не допустить «двоедушия», по стасовскому выражению, между реальностью, как она живет в его памяти, и живописным изображением…

22 августа 1867 года В.В.Верещагин был зачислен прапорщиком на службу в распоряжение туркестанского генерал-губернатора К.П. фон Кауфмана и командирован в присоединенные к России области Средней Азии. Художник совершил два путешествия в Туркестан: в 1867–1868 и 1869–1870 годах. Здесь он создал множество рисунков и живописных этюдов с натуры, несмотря на трудные условия путешествия, а также недоверие узбеков и казахов к чужеземцу "кафиру".

Торжествуют. 1872

Он вел подробный путевой дневник, собирал этнографические и зоологические коллекции, проводил небольшие археологические раскопки. В туркестанских очерках художник писал о необходимости бережного отношения к древним памятникам архитектуры, "между которыми уцелело ещё немало чудесных образцов". Он посылал в газету "Санкт-Петербургские ведомости" корреспонденцию, в которой описывал плачевное состояние самаркандских мечетей, пытаясь привлечь внимание русской общественности к этой проблеме*.

Помимо беглых зарисовок художник писал этюды масляными красками, позволяющие передать кистью ощущение знойного раскаленного воздуха, южное синее небо и весеннюю зелень степей. Удивительно, что яркие по колориту, словно пропитанные солнечным теплом полотна, созданные на основе привезенных из первой поездки по Туркестану этюдов, были написаны в мастерской в конце 1868 – начале 1869 годов при холодном зимнем освещении парижского неба. После второго путешествия Верещагин работал уже в Мюнхене, в мастерской, доставшейся ему от немецкого живописца Теодора Горшельта, а также в загородной студии, построенной Верещагиным в 1871 году для работы на пленэре. В азиатских походах, передвигаясь под палящими лучами южного солнца, Верещагин открыл для себя яркий ослепительный свет, скульптурно подчеркивающий объем, усиливающий фактуру, выявляющий резкие цветные тени. Эти эффекты солнечного освещения стали одним из основных художественных приемов, помогли Верещагину раскрыться как живописцу. П.М.Третьяков писал о работе "Дервиши в праздничных нарядах" 1870 года, что «…поражен был солнечным светом, разлитым по всей картине, и виртуозностью письма» **.

Колорит в туркестанских картинах Верещагина строился на густых, насыщенных цветовых соотношениях и напоминал декоративный узор восточного ковра.Легко сидящая на коне киргизка в высоком белоснежном тюрбане, узбек, торгующий керамической посудой, играющие в поле смуглые дети из племени солонов, статный афганец в полной военной амуниции, древние старцы в белых чалмах - колоритные восточные персонажи предстали перед художником в знойной атмосфере, под прямым потоком солнечных лучей на фоне яркого кобальтово-синего неба. С документальной точностью переданы специфические черты каждого этнического типа, характерные детали национальной одежды, украшений, оружия. Киргизский охотник позировал художнику в нарядном халате (чапан), заправленном по обычаю в широкие штаны (шаровары) и подвязанном сложенным платком-поясом (бельбаг), в белом головном уборе, украшенном цветными полями (калпак), с висящим за спиной ружьем (карамультук)***. Героями картин Верещагина стали странствующие дервиши (дуваны), встреченные на узбекских базарах. Одни из них привлекали внимание на базарах громким молитвенным пением и возгласами, другие, наоборот, молча прославляли Бога, погруженные в медитативное состояние. Верещагин проникал в душные опиумные лавки, спускался в подземную тюрьму зиндан, оказывался свидетелем сцены продажи ребенка-невольника. Все наблюдения за необычной жизнью «туземцев», как называл их Верещагин, накапливались для острых сюжетов будущих картин.

Пожалуй, только одна работа выделяется среди жанровых полотен Туркестанской серии - это "Двери Тимура (Тамерлана)" 1872 года, по смыслу приближающаяся к исторической картине. В центре композиции изображены двери, украшенные густой орнаментикой, которые создают ощущение устойчивости и величественности восточного мироустройства в противовес динамике европейской цивилизации. Закрытые двери - это собирательный образ Востока, не допускающий чужеземного вторжения в мир древней культуры. Застывшие стражники в ярких, детально прописанных национальных одеждах и при полной амуниции охраняют покой своего повелителя. Они воспринимаются как древние символы восточной жизни.

Главная причина, побудившая Верещагина поехать в Туркестан, было страстное желание узнать, что такое подлинная война. "Я представлял себе… что война — это своего рода парад, с музыкой и развевающимися султанами. Со знаменами и грохотом пушек, с галопирующими конями, с большой пышностью и незначительной опасностью: для обстановки, конечно, несколько умирающих…" ****. Увиденные человеческие страдания, жестокость, варварство, гибель людей, физическая и душевная боль полностью изменили его представления о войне. Верещагин брался за винтовку и бесстрашно сражался плечом к плечу с русскими воинами, оставляя свое главное "оружие" — кисть и карандаш. Несмотря на молодой возраст художника, офицеры уважительно обращались к нему "Василий Васильевич", солдаты прозвали "Выручагиным". За проявленное мужество в бою Верещагина наградили орденом Святого Георгия IV степени "В воздаяние за отличие, оказанное во время обороны цитадели г.Самарканда, с 2 по 8 июня 1868 года" от нападения войск бухарского эмира. Это была единственная награда, принятая художником за всю жизнь.

"Страшные картины настоящей войны" шокировали зрителей кровавыми сюжетами и беспощадной горькой правдой, они выходили за рамки официальной баталистики и представляли войну как величайшую общую трагедию и победителей, и побежденных. Истинным героем войны у Верещагина стал русский солдат, но не победитель со знаменем в руках, а раненный, смотрящей смерти в лицо ("Смертельно раненый". 1873, ГТГ). Российский и европейский зритель с волнением и растерянностью изучал сцену гибели русских солдат в окружении, с отвращением и страхом рассматривал отрубленные головы, насаженные на шестах в виде трофеев или валяющиеся под ногами шаха. Знаменитая сейчас картина "Апофеоз войны" (1871, ГТГ) - эпилог "героической поэмы", где конкретный сюжет приобретает свойства метафоры и вызывает апокалиптическое настроение. Верещагину наглядно удалось показать, что такое смерть и каков итог любой войны: пирамида, сложенная из человеческих черепов с открытыми ртами, навеки замершими в ужасающем крике, выглядит страшнее, чем сотни убитых на поле брани воинов.

Такие сюжеты казались современникам антипатриотичными, парадоксальными, непонятными и невольно заставляли задуматься о методах колониальной политики любого государства. Эти "дышащие правдой сюжеты", как писали петербургские газеты во время первой персональной выставки Верещагина в России 1874 года, вызвали ряд критических статей, обвинявших его в предательстве и "туркменском" взгляде на события. Оскорбленный Верещагин в знак протеста уничтожил три полотна серии, вызвавших особо яростные нападки ("У крепостной стены. Вошли" 1871, "Окружили — преследуют..." и "Забытый" 1871).

В окончательном виде Туркестанская серия включала в себя несколько десятков картин, множество этюдов и более ста рисунков. Она экспонировалась на первой персональной выставке Верещагина в Лондоне в 1873 году, на следующий год — в Санкт-Петербурге и Москве. В каталогах выставок отмечалось, что произведения художника не продаются. Верещагин намеревался сохранить целостность всей серии с непременным условием пребывания в России. Туркестанская серия Верещагина демонстрировала новые успехи русской школы, особенно в области батального жанра, и вызвала большой интерес у западного художественного мира. На родине картины Верещагина не только удивляли техникой исполнения и новаторской интерпретацией сюжетов, но и спровоцировали в обществе волну дискуссий на тему колониального Востока и русского ориентализма. Для одних "азиатские" картины художника казались чужеродным явлением в русском искусстве, но для большинства это были "вещи действительно оригинальные и удивительные во многих отношениях… поднимающие дух русского человека". Художник Иван Крамской подытожил эти рассуждения, определив искусство Верещагина как "событие… завоевание России, гораздо большее, чем завоевание Кауфмана".

Туркестанскую серию практически в полном составе приобрел П.М.Третьяков при финансовой поддержке брата. Однако ее судьба решалась долго, а Верещагин уже спешил к новым путешествиям и впечатлениям. В апреле 1874 году он уехал на два года в Индию.

Продолжение следует…

* Верещагин В.В. Из путешествия по Средней Азии // Верещагин В.В. Очерки, наброски, воспоминания. СПб., 1883

** Письмо П.М. Третьякова В.В. Стасову от 13 февраля 1882 года // Переписка П.М. Третьякова и В.В. Стасова. 1874 1897. С.65)

*** Русское название оружия – пищаль. По воспоминаниям сына художника – тоже Василия Васильевича Верещагина (1892 1981) "большая необыкновенно тяжелая пищаль" висела в московской мастерской художника в Нижних Котлах в коллекции оружия, среди кавказских кинжалов, шашек, стальной кольчуги и турецких ятаганов. В.В. Верещагин. Воспоминания сына художника. Л., 1978. С.45

**** Беседа с В.В. Верещагиным // Санкт-Петербургские ведомости, 1900. 6 (19) мая №132.

хранитель музейных предметов 1 категории Отдела живописи второй половины XIX - начала XX века, куратор выставки В.В.Верещагина

К вчерашней годовщине гибели художника представляю то, что мне удалось найти в сети.

«Туркестанская серия» была написана Василием Верещагиным в 1871-1873 гг. в Мюнхене по мотивам поездок художника в Среднюю Азию в 1867-1868 и 1869-1870 гг. В состав Туркестанской серии входит и небольшая подсерия «Варвары» («Героическая поэма»), которую Верещагин решил выделить и придать ей самостоятельное значение. Эта подсерия посвящена исключительно военным сюжетам.

В 1867 г. К.П. Кауфман, генерал-губернатор Туркестана и командующий русскими войсками в Средней Азии, пригласил художника к себе на службу – тот должен был состоять при генерале в чине прапорщика. В августе 1867 г. Верещагин отправился в Ташкент и Самарканд. Он участвовал в обороне осаждённого Самарканда, был ранен и получил Орден Святого Георгия 4-го класса «В воздаяние за отличие, оказанное во время обороны цитадели г. Самарканда, с 2 по 8 Июня 1868 года». В конце 1868 г. художник приехал в Петербург, оттуда в Париж, а затем снова в Петербург. В 1869 г. он при содействии Кауфмана организовал в столице «Туркестанскую выставку». После окончания выставки Верещагин снова отправился в Туркестан, на этот раз через Сибирь.

В 1871 г. Верещагин переехал в Мюнхен и начал работать над картинами по восточным сюжетам. Через два года он завершил Туркестанскую серию, в которую вошло 13 картин, 81 этюд и 133 рисунка – в таком составе она была показана на первой персональной выставке Верещагина в Хрустальном дворце в Лондоне в 1873 г., а затем в 1874 г. в Петербурге и Москве.

Верещагин поставил обязательным условием приобретение коллекции в её полном составе. В 1874 году П. М. Третьяков купил Туркестанскую серию за 92 тысячи рублей серебром. Он открыл её для широкой публики сначала в помещении Московского общества любителей художеств, а затем, после пристройки новых залов, – у себя в галерее.

Туркестанская серия частично посвящена военным событиям периода присоединения к России среднеазиатских ханств, частично – среднеазиатскому быту, традициям и культуре местного населения. Как тематика, так и живописная техника были новы и необычны для своего времени и поначалу вызвали неоднозначную оценку современников. Многим художникам (в том числе Перову, Чистякову, а поначалу и Репину) Туркестанская серия казалась чужеродной в русском искусстве, но со временем возобладало мнение Крамского, что эта серия – блестящий успех новой русской школы и её безусловное достижение.

Богатый киргизский охотник с соколом

Внутренний вид юрты богатого киргиза